Нежданно-негаданно - страница 8
Механизаторы расположились у ельничка, возятся с машинами. Повара хлопочут у костра, натягивают палатку, таскают туда продукты.
Бабы с литовками разбивают стан в тени под соснами, у речки, кричат Егора Кузьмича.
— Давай, Егор Кузьмич, ждем, ты у нас один на поглядочку. Смотри поворачивайся! Плохо будешь робить, спуску не дадим.
— Всех ублаговолить должен, — кричит отчаянная вдова Федорка Юрьева.
— Постараюсь, — отшучивается Егор Кузьмич.
Механизаторы перемигиваются, думают совсем о другом, нежели Федорка, окликают ее:
— В случае чего нас позови, как-нибудь сладим.
— Да что вы сделаете, ни один тюкнуть по литовке не умеет. А раз смелые, так ну — кто отобьет? Мужики мнутся, гогочут, им не до отбивки. У них тракторы.
— Но-о, шельма! — качает головой Егор Кузьмич. Он вбивает обухом топора наковаленку, заостренную с другого конца как шило, в сосновую чурку, отпиленную тут же, черенок у литовки примащивает на сломленную березку, лезвие кладет на наковаленку, ударяет молоточком, и тонкий металлический звук разносится окрест.
На стану зашевелились. У поваров задымил костер, запахло жильем. Женщины разбрелись по кустам и послышалось, отовсюду над речкой позвякивание литовок.
А в другом конце уже зашумели тракторы, они вскоре разбрелись, как неуклюжие жуки, по дальним полянам, унося с собой рокот моторов. Женщины, то одна, то другая, подходят к Егору Кузьмичу.
— Мне пооттяни, Егор Кузьмич.
— У меня что-то плохо идет.
— Храбастит, а не косит.
— Наверное, неправильно насажена.
— Много что-то хватает.
— Ну, погодите, у вас больше работы, а мне тюк-тюк — и готово, — басит здоровенная баба Агриппина.
А Егор Кузьмич уже весь в поту, рубаха выпущена из-под штанов, чтобы продувало, ворот расстегнут.
Он и отбивать успевает, и пересаживать, и построгать. А бабье «Егор Кузьмич» перекликается по кустам.
Но вот утро, умытое росой, пообветрилось, пообсохло. Солнышко уже золотит начавшие краснеть осиновые листочки и ползет вверх, в синеву, отражаясь в запруде речки Чернушки. Когда оно поднимется в полнеба, бабы вытрут платками и подолами взмокшие лица, придут к стану, приедут механизаторы, начнут мыться, потом все сядут за длинный, сколоченный из тесаных плах стол хлебать горячее варево, кто-то прямо с блюдом залезет под куст, или станут говорить, что хорошо покосили и трава нынче хорошая, погода бы постояла.
Егор Кузьмич будет любоваться этим расшевелившимся ульем и радостно ему будет глядеть, как спорится работа и веселится, балагурит народ.
Вечером придут все усталые, отужинают и полезут в балаганы. И луна круглая, как коврига, будет висеть над станом всю ночь.
А утром зашевелится стан, дым от костра потянет по низу, прижатый туманом, потом прорвется вверх, говор и шутки баб и мужиков снова поплывут над поляной… И снова горячая работа…
И вздохнет Егор Кузьмич радостно, когда вся трава будет скошена.
…Прошло четыре дня. На покосе еще большее оживление: гребь в полном разгаре. Бороздят тракторы поляны, таская грабли, а на Чернушке в кустах опять слышно бабье разноголосье и видно мелькание разноцветных платков.
Мужики мечут зароды, а Егор Кузьмич подготавливает место под главный стог, потом он подскажет где-то, как завершить зарод, кому-то заменит вилы, починит грабли — работы невпроворот.
Но вот за Чернушкой запогромыхивало, за дальним лесом стали сгущаться облака, показалась сине-черная каемочка тучи, подул ветер, зашевелил сено. Все запоглядывали в ту сторону, где темнело, заторопились. «Успеть бы дометать», — думал каждый.
Егор Кузьмич схватил вилы, хоть и обещал Андрюхе не метать, где уж там… полез на крайний стог, на котором один бригадир орудовал «Кабы дело ладно было», не вымочило сено-то. Тут уж Егора Кузьмича не удержишь, да и Антон рад, что подмога подоспела, туча-то рядом.
Мужики, увидя Егора Кузьмича, забравшегося на стог, его разлохмаченную ветром бороду, волосы на голове — принялись ожесточенно орудовать вилами.
А гремит уже совсем рядом, почти над головой. Ветер, как назло, торопит тучу, гонит ее на метателей. Яркие кривые линии кромсают тучу, она кажется еще страшней.