Никоарэ Подкова - страница 15

виноградников Бакэуского края. Дружно живем мы с теми чангэями, хоть другой они веры и другого языка. И они — пахари, вот и живем, как братья. А боярин хоть и одной веры с нами, на нашем языке говорит, но лютый враг народу и господарству. Когда наши люди поднимаются против него, чангэи идут с нами, дабы вырвать того боярина с корнем. А за вино мы платим чангэям по медному бану за два ведра; вот по такому бану, что отчеканен в княжение Иона Водэ и носит на себе изображение государя.

Йоргу Самсон достал из кимира[23] медную монету времен Иона Водэ и бросил на стол.

— Что ж, хорошо промышляют здесь чангэи, — вставил Тоадер Урсу. — У нас в Нижней Молдове в Текучском крае в дни сбора урожая, бывало, люди выходят из виноградников и задаром угощают приезжих: «Зайдите, православные, выпейте чару, помяните души усопших родителей наших». Так было, когда я уходил бродить по белу свету. А с той поры слышал я, что забрались бояре в наши виноградники и захватили их; пускать, дескать, не раздаривают попусту вино, а то казне убыток — лишается она винного налога.

Рассмеялся Йоргу Самсон.

— Виноградари-то платят подати, а бояре нет.

На пороге показалась жена управителя. Видно, что встала с левой ноги — лицо недовольное. Подоткнув за пояс подол катринцы[24], она протерла глаза, чтобы отогнать сладкий сон, затем поправила на лбу косынку из тонкого шелка.

— Ай запамятовал, Йоргу, — заговорила она нежным певучим голосом, что решили мы теленка зарезать к обеду?

— Не запамятовал, — возразил Йоргу. — Дай бог тебе здоровья, управительница Мария; теленок уже освежеван и висит в каморе.

— А не позабыл, что надобно ехать в Филипены за матушкой Олимпиадой?

— Вот о том-то позабыл, Мария; вижу — ты мне добрая жена.

— Его милость дьяк Раду готов. Конюх Павэл Потроник уже запряг коней в телегу. Не пойму только одного: чего ты, Йоргу, еще дожидаешься? Али без небылиц твоей милости не взойдет и не заколосится пшеница, али овцы ягнят не принесут и пчелы на пасеке не будут роится?

И Мария засмеялась, показывая красивые зубы. Она была еще свежа и моложава. Своему супругу и повелителю подарила она четырех сыновей: меньшому было два года, старшему — десять.

— Уж я позабочусь, чтоб без тебя дорогие гости не знали нужды. Собирайся в путь. Надень синий илик[25] на красной подкладке. Вот он — принесла тебе.

— Во мгновение ока буду готов, управительница Мария.

— А вот и Павэл Потроник подает голос с конюшни. Пока он еще не подъехал, расскажу тебе чудной случай. Ныне ночью наш Корницэ был в ночном за Серетом; вместе с другими ребятишками пригнали они коней в рощу возле омута и увидели там пророка Илью.

— Слушайте, люди добрые, — рассмеялся Йоргу. — Небылицы моей Марии позабавнее моих.

— Не смейся, Йоргу, — сказала жена, угрожающе повернув в его сторону голову. — С нашим сыном был и Коман, сын моей сестры Аглаи. Вот только что она перелезла через плетень и рассказала то же самое. Дым у него шел носом и глазами.

— Да у кого, душа моя?

— У пророка Ильи, а то у кого же? А как надвинулась над рощей от Боуры черная туча с молниями, с громом, Илья-пророк сел в свою телегу и улетел. И след его простыл. После ливня прибежали все ребятишки, но ничего не нашли.

Йоргу, против ожидания супруги, не удивился.

— Мария, — молвил он, — чудеса — дело ночное, а при свете дня нету в них ничего чудесного.

— Ты так считаешь, Йоргу?

— Да, так я считаю, дружок мой.

— Тогда я ничего больше говорить не стану, — досадливо сказала Мария. — Вот и дьяк Раду, поезжай-ка с ним, куда велено.

Вскоре дьяк Раду Сулицэ и Йоргу уже катили в легкой телеге по гладкому проселку, тянувшемуся вдоль дэвиденского облога, к той полосе земли, которая некогда была общинным владением Филипен. Спутники искали повода для дружеской беседы, повода для сближения. Смекнув, что умному дьяку любопытно узнать все, что делается в округе, Йоргу вдоволь насытил его любопытство.

Самым удивительным оказалось то, что местный мазыл, старик, имевший в своем хозяйстве мало рабочих рук, едва ли был богаче зажиточных рэзешей и даже иных крепостных в его владениях. Вечины — крепостные, большей частью беглые крестьяне других бояр, осевшие на этих плодородных землях, обрабатывали полоски наделов, нарезанных им стариком хозяином, и отдавали ему десятину от урожая. Получал еще мазыл плату за помол, брынзу с овцеводов и доход от воска с трех пасек. И вечины всегда оберегали своего мазыла. Из приязни к нему наполнили снедью его каморы на рождество и на пасху. Таким образом труд жил в ладу с властью, ибо мазыл Андрей, по старым порядкам, введенным еще Штефаном Водэ, был головой Дэвиден. Дом головы содержался в достатке и был у рэзешей в чести, многие доводились ему родичами, кумовьями, крестниками. В лесу, на лугах и общинных пастбищах рэзешей пас и мазыл своих коров, коней и овец.