Ниобея - страница 11

Как она обиделась на него! И все-таки не настолько, чтобы перестать любить. Этого она не могла, ни одна мать не смогла бы. Если бы она прокляла Пепче из-за Тоне, если бы возненавидела его, все равно продолжала бы его любить. Но она и проклясть не могла. Боялась, что это принесет ему несчастье. Она все еще боялась, как бы с ним чего не случилось; по правде говоря, после смерти Тоне боялась сильней, чем раньше. Как и прежде, каждый выстрел, который она слышала, ранил ее сердце. И когда Пепче приходил домой, она так же боялась за него, как раньше за Тоне. Партизаны окрепли, стали хозяевами в горах. Сколько она прятала от них Пепче и дрожала за него, как и в тот раз за Тоне. Мой бог, какого страху она натерпелась. Пепче в комнате, а партизаны за столом и возле печи. Мартин угощает их водкой, она — хлебом и молоком, а то клецками. Оба как на иголках. Вдруг кто догадался бы и подергал ручку двери? «Кого это вы прячете, мамаша, что закрыли комнату?»

А еще хуже было после войны. Пепче не захотел уйти вместе со своими дружками через границу, в Каринтию или еще куда. И некоторые другие тоже. Они скрывались в ближних лесах, а по ночам приходили к своим наесться и набить рюкзаки. И Пепче приходил. Мартин, его отец, сказал ему: «Этого ты и хотел? Я же тебе говорил: не бери из их рук оружия, не воюй против своего собственного брата. Как будто глухому говорил. А теперь ты получил…» Пепче сердито посмотрел на него. Видно, хотел огрызнуться, но увидел бледное лицо отца, и у него словно язык отнялся. Мартин не сказал больше ни слова. Бог знает, может, они ее пожалели, а может, испугались, что их ссора доконает ее. Мартин сказал ей позднее: «Ты была такая, словно смерть уже протянула к тебе руки». А разве могло быть иначе? Пепче никогда не выглядел таким несчастным, как в тот вечер. Она не видела его целый месяц, с тех пор как объявили, что война кончилась. Сердце у нее замирало при мысли о нем, она боялась, что они больше никогда не встретятся, и утешала себя тем, что он в безопасности, что он нигде не пропадет, устроится и будет писать ей, как иногда пишет Резика. Все утрясется, все обладится, только бы он был жив, только бы схоронился от опасности. А он вдруг появился дома. Заросший, в мятой, порванной одежде и, скорее всего, голодный. Она поспешила приготовить ему ужин, выбила на сковородку яйца и нарезала колбасы, как тогда для Тоне, а сама все смотрела на него да прислушивалась, нет ли кого во дворе, не залает ли Султан. Ночь казалась ей недостаточно верным сторожем — ведь она могла обернуться коварным предателем, как та, когда схватили Тоне. Господи, неужели и с Пепче что-нибудь случится! Он прощался, а ей хотелось его просить, чтоб не приходил он домой, что они станут носить ему в лес все необходимое, но не могла ничего сказать, только роняла слезы на его плечо.

Когда он переселился домой и устроил себе в сене логово, Тинче еще не вернулся из концлагеря. А вернулся, они с Мартином и от него скрывали, кто прячется на чердаке. Словно воруя, носили туда хлеб и все остальное, а Пепче теперь даже ночью не спускался в дом. Но через какое-то время Тинче узнал об их тайне, узнал сам, бог знает как.

— Не вздумайте и от меня прятаться, когда носите ему еду, хватит и того, что приходится скрывать это от других, — сказал он однажды своим мягким, спокойным голосом, не так, как в годы войны, когда они цапались с Мартином, его отцом, сказал так, будто хотел сказать: ведь и я могу отнести, если вам трудно забираться по лестнице. Поэтому они с Мартином и не подозревали, что это он выдал Пепче. Кто-то другой был Иудой, одному богу известно кто.

Пепче забрали, и ни от него, ни о нем долго не было ни слуху ни духу. Они узнавали, расспрашивали — ничего. В суде ничего не знали, в милиции — тоже, или знали, но говорить не хотели. Люди сказали ей: «Таких не судят, таких потихоньку расстреливают, чтобы никто ничего не пронюхал». Сколько слез она пролила, сколько молилась, чтобы господь простил ему грехи. И вдруг письмо от него. Писал он из Аргентины. У него, мол, все хорошо, работает он на какой-то фабрике, напишет еще и даже что-нибудь пошлет им, так как знает: при партизанской власти во всем нехватка.