Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать - страница 25

Так вот Дим Димыч в один из плановых приездов Февзи в Археологический отдел, остановил его в коридоре и сказал, что корневая контора просекла кое-что о начальнике старокрымской экспедиции и будет настоятельно советовать руководству освободить его от должности под предлогом каких-нибудь должностных нарушений.

- Вам это нужно, Февзи? - улыбнулся Дим Димыч. – Так что приготовьте плацдарм для отступления и уходите по собственному желанию.

Старый полковник обращался «на вы» даже к молодым лаборантам.

- Заниматься вашим делом будут товарищи из парткома и профкома,- добавил он. – Конечно, вы понимаете, что эта информация строго конфиденциальная.

Несколько обескураженный Февзи кивнул головой и, пожав Дим Димычу руку, вышел из здания.

Около часа он ходил по набережной Невы, обдумывая ситуацию.Безусловно, что его прямой начальник Володя ничего не знает о предстоящих кадровых изменениях в экспедиции. В парткоме и в профкоме, понятное дело, сидели все на подбор бесталанные карьеристы, которые готовы носом землю рыть. Володю проинформируют в последнюю очередь, так как знают о его дружеских отношениях с Февзи.

Февзи трезво оценивал обстановку. В его прежних планах на первом месте стояла задача поступления в заочную аспирантуру, продолжая выгодную во всех отношениях работу в старокрымской экспедиции. Затем он собирался приобрести в Старом Крыму собственное жилище и, сыграв свадьбу в Чирчике, привезти в дом молодую хозяйку. Но теперь, после того, как он узнал, что над его головой сгущаются тучи, от мысли об аспирантуре приходилось отказаться, что он и сделал без особых сожалений.

Вернувшись в Крым, он поспешил недорого купить в предгорьях – уже не в Старом Крыму, где он был на виду! - небольшой домик с участком земли, в чем ему, якобы родившемуся в Ленинграде и ныне проживающему там же, никаких препятствий местные власти не чинили. Что с того, что имя и фамилия не славянские? Таких в Союзе две трети от всего населения, хотя в публикуемых результатах переписей приводятся иные сведения.

В конце сезона полевых работ хитрый татарин приехал в Ленинград, выписался, из олеговой квартиры и, вернувшись в Крым, прописался в своем новом «поместье» - никаких следов крымского татарина в его паспорте не было, так что и трудностей пока не ожидалось.

А занесшие его в свой черный список ленинградские кагебисты все еще негодовали, что не могут немедленно выслать этого крымского татарина из Питера.

Однажды воскресным утром в квартире Камилла раздался телефонный звонок. В трубке зазвучал неуверенный девичий голос. Услышанное Камиллом было не понятно в деталях, но ясно по сути: кто-то дал девушке из Крыма телефон «Кямиль–ага», и она надеялась, что он поможет ей найти мать и отца, которых два дня назад милиционеры увезли куда-то, а она спряталась у соседки, которая позвонила куда нужно и девочке пришлось убегать от прибывшей милиции через огород в соседний двор, где живут греки.

- Моего папу зовут Фуат… Нас уже несколько раз выселяли… Папу и маму арестовали…

- Приезжайте и спокойно все расскажете, - ответил Камилл, когда девушка, которая боялась, наверное, прервать свое нескладное повествование, сделала небольшую паузу, чтобы вдохнуть в легкие воздуха. – Запишите адрес… Нет, подъезжайте к станции метро… - Камилл назвал станцию и попросил собеседницу повторить. - Так. Я вас буду ждать через полчаса у первого от центра вагона. Это понятно? Во что вы одеты? Хорошо. На мне будет серая пуховая куртка, в руках свернутая газета…

…Фуат, которого вывезли из Крыма в пятнадцатилетнем возрасте, последние годы копил деньги на покупку жилья в родной деревне. В узбекском городе Алмалыке у него был построенный своими руками дом, обставленный хорошей мебелью, с хорошим телевизором - работал Фуат шофером и умел левачить. Но, решив, что пришла пора перебираться на родину, он не хотел полностью порывать с Алмалыком, где он рос, обучился ремеслу, где женился и родил сына и дочь. Не хотел он полностью порывать с этим городком не потому, что тот стал ему второй родиной – родина только одна! – а потому, что знал то, что знали все крымские татары: в Крыму их не прописывают, а купленные дома отбирают. Так что алмалыковский обжитой дом был для него тыловым плацдармом, откуда он собирался, если не повезет с первого раза устроиться в Крыму, совершать методические набеги на Полуостров. Был конец февраля, когда он приехал в Крым и добрался до родной деревни. Людей, желающих продать дом, оказалось хоть пруд пруди! Но дома были какие-то некрепкие, в один кирпич, построенные когда-то для переселяемых сюда русских людей из далеких областей. В его же родовом доме расположилась контора, а другие татарские дома из желтого ракушечника, которые могут простоять хоть триста лет, поселившиеся в них люди продавать не собирались. Хотел уж купить Фуат «переселенческий» дом, да назавтра вызвал его председатель колхоза и по-доброму разъяснил, что, несмотря на Указ Верховного Совета, крымская областная власть пригрозила тем руководителям, которые будут у себя прописывать татар, исключением из рядов коммунистической партии.