Нобелевский лауреат - страница 25

— Я очень сожалею, — наконец вымолвила она. — Однако как бы мне ни хотелось, сама я не могу принять решение. Я только могу донести до моего начальства ту информацию, которую вы мне только что сообщили. Но ничего другого я не могу сделать.

— А вам ничего и не нужно делать. Болгарским властям уже послано официальное письмо. Но дело в том, что пока мы тоже больше ничего сделать не можем. Если бы Гертельсман был гражданином Швейцарии, мы могли бы задействовать дипломатические каналы. Однако у него только чилийское гражданство, и ни одна европейская дипломатия не станет заниматься этим случаем даже чисто формально. А от правительства Чили до сих пор никакой реакции. Нам остается надеяться только на то, что политики туманно и с легкой дозой извинения называют «мировой общественностью». Что бы за этим ни стояло.

— Значит, если я правильно поняла, вы планируете заплатить выкуп? В таком случае, буду вам очень признательна, если вы станете держать меня в курсе.

— Вряд ли это возможно, — грустно улыбнулась мисс Вокс. — Я не хочу потерять работу. А еще меньше хочу потерять Гертельсмана.

— Но если я решу, что вы своими действиями мешаете нашему расследованию, я могу задержать вас по крайней мере на двадцать четыре часа.

— На вашем месте я бы не стала этого делать. Просто поверьте мне на слово. Наши интересы гораздо ближе, чем вы думаете. Ваши и мои. Что же касается наших шефов, там дело другое.

На этот раз Ванде даже в голову не пришло пожать руку мисс Вокс.

«Паучья лапка», — скорее всего подумала бы она, если бы это сделала.

До назначенной встречи с министром оставалось еще почти два часа, которые Беловская использовала для того, чтобы сверить показания двух свидетелей из гостиничного персонала. Именно они видели, как Гертельсман покидал ночью отель. Потом она позвонила болгарской издательнице и договорилась о встрече в ее офисе, который оказался поблизости. Однако разговор с издательницей не дал ничего нового. Дама постоянно терла красные от слез глаза, повторяя одно и то же: «Проклятая страна! Проклятая, тупая, никчемная страна!»

Покончив дела с издательницей, Ванда вернулась к гостинице и уселась на скамейку в скверике позади нее. Она не знала, что менее чем за сутки до этого нобелевский лауреат Эдуардо Гертельсман также сидел на той же самой скамейке, или на соседней, которая ничем не отличалась от скамейки Ванды. На секунду ей даже показалось, что ветер стих. Лучи солнца еле пробивались сквозь низкую облачность, нерешительно посылая городу какой-то искусственный, рассеянный свет. Ванде вдруг стало холодно, но она не хотела уходить. До встречи с министром оставалось еще немного времени, и нужно было как-то собраться с мыслями и решить, о чем она будет докладывать.

По сути, докладывать было не о чем. Ванда вдруг вспомнила о книгах и достала из сумки «Кровавый рассвет».

Первая страница была абсолютно пустой. На ней не было ни посвящения, ни цитат, ни предисловия. Мелькнула мысль, что так будет до конца книги, но, пролистав ее, Ванда поняла, что ошиблась. Тогда она захлопнула книгу и снова сунула ее в сумку. Когда-нибудь она обязательно ее прочитает. Возможно, даже сегодня вечером. К тому же книга была тоненькая — всего каких-то сто семьдесят восемь страниц.

«Как мало нужно человеку, чтобы прославиться», — подумала Ванда.

Беловская вдруг вспомнила, что после встречи с Настасьей Вокс она забыла включить звук мобильного телефона. Взглянув на экран, она увидела десять пропущенных звонков от Явора Крыстанова. Часы показывали без десяти шесть.

Ветер снова усилился. Прохожие торопились побыстрее покинуть сквер. Лица их были унылыми, обиженными. Вероятно, они сердились на плохую погоду. «В этом городе слишком много сердитых людей», — подумала инспектор Беловская. Она поднялась со скамейки и направилась к серому зданию министерства, где ее, как всегда безмолвно, поджидала одинокая фигура льва.

Весна молча распростерлась над городом:

от земли

до неба.

На этот раз Ванда не только не успела запомнить стихотворение, она вообще не обратила на него никакого внимания, потому что оно возникло в голове именно в тот момент, когда секретарша министра ввела ее в кабинет. Это был огромный кабинет с длинным, массивным столом для заседаний, на котором после некоторых преобразований можно было играть в бильярд. Стол был под стать кабинету. Он годился для занятий верховой ездой, или для катания на роликовых коньках, если бы, конечно, это могло кому-то прийти в голову. Ванда на глаз прикинула, что кабинет намного больше всей ее квартиры.