Нобелевский лауреат - страница 53
Вместе с тем она не собиралась сдаваться, все еще нет. К тому же у нее еще оставалось время, правда, немного, но вполне достаточно, чтобы дочитать эту проклятую книгу. С ее страниц струилось страдание, которое невозможно было назвать фальшивым. Вся она была пропитана высокомерием, которое тоже было искренним. Ванда никак не могла понять, почему подобную беспардонность позволяет себе человек, бегущий за Смертью, словно за морковкой, привязанной к палке. Причем палку держит сама Смерть, уничтожившая всех, кто был рядом с ним.
Это не от отчаяния, не от того, что ему было, что терять, а как раз наоборот, — он надеялся выиграть. Вечность поманила его за собой уже там, среди развалин, или еще где-то, где молодой Гертельсман провел много месяцев, прячась среди нечистот. Ванда, может, и не понимала многого в книге, но истинное лицо писателя уже проступало. Ничего случайного не было. Все было собрано и тщательно исследовано, чтобы потом использовать для неясных и сомнительных целей во имя того, что, по мнению таких, как Гертельсман, называлось искусством.
«Страдание — это зеркало гения», — вдруг пришло ей в голову. Независимо от того, что он видит в зеркале, в конечном счете, он видит себя.
Эта мысль настолько ей понравилась, что захотелось ее записать. Но поразмыслив, она решила, что не может претендовать на полное авторство. Наверное, она ее где-то вычитала, и сейчас ее память, разбуженная кровью и рассветом книги Гертельсмана, услужливо подсунула ей в знак протеста против напористости нобелевского лауреата.
А дальше стало еще труднее.
У Ванды не было опыта чтения великих книг, и она почувствовала, что задыхается. В конце должно было произойти нечто страшное, гораздо более трагичное, чем просто завершение сюжета. С уверенностью можно было сказать, что герой останется в живых просто потому, что у книги не было героя. Значит, случится что-то другое.
Ванда не выдержала растущего напряжения и решила немного отвлечься. Она походила по комнате, потом вышла на балкон. Гроза окончательно ушла, но дождь еще продолжал тихо и монотонно моросить.
Ванда вдруг успокоилась. Она вернулась на кухню и вновь уселась за стол. Оставалось еще четырнадцать страниц, и она твердо решила прочитать их, не вставая. «На одном дыхании», — приказала она себе. Она проглотит их, как глотают лекарство — яд или слабительное — одним глотком. И будь что будет!
И она прочитала их разом.
И ничего не произошло.
Последняя страница была заполнена текстом до середины.
Ванде страстно захотелось выбросить тощую книжонку с балкона, но она удержалась. Вместо этого чинно закрыла томик и резким движением отодвинула его на край стола.
«Кровавый рассвет» был прочитан. А инспектор Беловская испытала гадкое чувство, что ее обманули. Ее обманул Гертельсман. Именно он и есть автор какой-то чудовищной комедии, единственной целью которой было убедить мир в том, что он гениален. И ему, судя по всему, удалось это сделать, так как мир не только убедился, но даже вручил ему премию.
Ванда не могла определить, что именно она ожидала от книги, но это явно должно было быть физическое воздействие, воплощение той неукротимой, кровожадной мощи, с которой Гертельсман на нее обрушился. И совсем не потому, что она перед ним провинилась, а потому что просто-напросто дерзнула открыть его хваленую книгу.
А в результате ничего не произошло.
Ванда не могла определить, как бы она реагировала, если бы что-нибудь все же случилось, например, разразилась бы страшная буря? Или в ее маленькой квартире обрушился потолок…
Одно было ясно: приходится иметь дело с очень непростой личностью. И единственным утешением было то, что Гертельсман в данном случае — жертва. Если бы он был преступником, у них вообще не было бы шансов раскрыть дело.
Отлично сознавая, что поступает безрассудно, ровно в десять она подъехала к автозаправке, на которой накануне вечером встречалась с Бегемотом. Несмотря ни на что, Ванда решила не нарушать их договоренности, хотя точно знала, что даже если Бегемот вернулся в Софию, он не придет на встречу. Она же обязательно должна была приехать, чтобы в этом лично убедиться. К тому же чисто теоретически все-таки существовала минимальная вероятность того, что Бегемот появится, откуда-то приползет. «Одна на миллион, — сказала себе Ванда. Но потом подумала и поправилась, — скорее, на миллиард».