Ночь Патриарха - страница 31
Да, дряхлеет он. Раньше такие мысли не тревожили Патриарха. Его личный врач профессор Виноградов даже рекомендовал ему самому отойти от дел по состоянию здоровья. Вождь рассвирепел и отправил возомнившего слишком много о себе профессоришку на нары к своим коллегам. Пора бы и его, и этих «врачей — убийц в белых халатах» отправить к праотцам, предварительно получив от них показания о контрреволюционной деятельности их высокопоставленных пациентов. Но Берия не дурак: сообразил, что вождь, раскрутив дело врачей, намерен провести очередную чистку и сменить ближнее окружение. Очень уж они стали самостоятельными. Даже из участи Ленинградского руководства эти недоумки не сделали для себя соответствующих выводов.
Патриарх понял, что ленинградцев пора убирать, когда ему доложили, что Кузнецову, Попкову и Вознесенскому хлопали дольше и с не меньшим энтузиазмом, чем ему — великому вождю. Подумаешь, герои блокады! Тоже мне — любимцы города! Фигуранты музея, посвященного блокаде Ленинграда! Несмотря на то, что Патриарх любил и ценил, как Воскресенского, так и Кузнецова, у него не было другого выхода. Он поручил это дело толстой бабе — Маленкову, бывшему в то время у него в немилости. И надо сказать, что тот, рассчитывая вновь вернуть благосклонность Патриарха, отлично справился с поручением.
Вечно проблемы с ленинградским руководством. Слишком большой город, вторая столица страны. Много власти в своё время взял себе Зиновьев. Но как только вождь почувствовал свою силу, он при поддержке Дзержинского убрал этого несносного Гришку, смевшего критиковать его на XIV съезде ВКП(б). Зиновьева сняли и с должности председателя Ленинградского совета, и с должности председателя Исполкома Коминтерна. На его место в Ленинград он решил направить любимого, преданного Кирова, чтобы тот расправился с этим зарвавшимся евреем, лучшим другом бесноватого Ильича.
А Мироныч тянул, миндальничал, хотя ему не очень характерна чрезмерная мягкость — под его жёстким руководством был достроен заключёнными Беломоро-Балтийский канал, на открытии которого оба друга стояли рядом. И ревнивому Патриарху уже тогда показалось, что Мироныча приветствуют неистовей и более искренне, чем его — «великого вождя всех народов». Киров очень пришёлся по сердцу ленинградским товарищам и, как видно, не только им.
Патриарх уже тогда отчётливо понял, что партийная номенклатура готовит ему замену в лице Кирова. Этого ни в коем случае допустить было нельзя, и, к сожалению, после XVII съезда партии Мироныча пришлось убрать. Конечно, потом ближайшего преданного друга, любимого Светланкой дяди Серёжи стало очень недоставать. Но Мироныч должен был знать своё место, должен был предвидеть, что соперников, даже в лице ближайших преданных друзей, великий вождь не потерпит.
А верный друг именно своей смертью послужил Патриарху: в рамках «Красного террора», объявленного тогда в связи с его убийством, Киров дал возможность вождю уничтожить всех, кто по его понятиям мог представить хотя бы малейшую угрозу его власти. Кроме делегатов XVII съезда партии, Патриарх тогда убрал еще и неугодных ему членов ЦК и даже старых, отошедших от дел большевиков, соратников Ленина, постоянно грызущихся между собой, выясняя, чья платформа была более верной и чей вклад больше в дело победы революции. Но в одном все эти «старперы» дружно сходились: они по-прежнему твердили, как попки, что социализм нельзя построить в одной, отдельно взятой стране, что нужно ждать мировой пролетарской революции. Сколько же можно ждать у моря погоды?
Уже в 1921 году стало ясно, что Ленин и его команда, очень ловко развалив и разграбив страну, не знали, что делать дальше. Платоновская утопическая система, естественно, не работала. В стране нищета, голод, продовольствия катастрофически не хватает, крестьяне, у которых согласно «продразверстке» отбирают весь хлеб, не хотят сеять и, несмотря на запреты и репрессии, сбегают в города. Промышленность, лишившись в результате введённого большевиками «Военного коммунизма», денежного стимулирования, — мертва и ничего не производит.