Ночной корабль - страница 27

В том доме не бывала я

И все-таки была.

Из сада травку малую

На счастье не брала,

Но почему приснилось мне,

Что тонкий стебелек,

Как знак высокой милости,

В стихи закладкой лег?

Я помню осень ржавую,

Всю в пепле и золе,

И голову курчавую,

И свечи над «Полтавою»,

Раскрытой на столе.

Я помню шлафрок вышитый

И руку с чубуком,

И не впервые слышу я,

Как шепчет старый дом,

Как в затаенном шепоте

Рождаются слова…

Над свечкой струйка копоти

Колеблется едва.

И каждый раз по-новому,

До самых недр души,

Я памятью взволнована

В михайловской глуши,

Где ворожит безмолвная

Перед ночным окном

Арина Родионовна,

Жужжа веретеном.

Ползет снежинка талая

Вдоль темного стекла…

В том доме не бывала я,

Но знаю, что была.

Об участи горестной женской

Поэт не один говорил

Стихами… Но хватит ли сил

О Вике писать Оболенской?

Для пламенных ликов святых

Без вычурных иконостасов,

Для подвига женщин таких

Найдется ли новый Некрасов?

Нам слышен удар топора

Над плахой в тюрьме Моабита,

Но сделалось вечным «вчера»,

И Вика для нас не убита.

Страшней, чем полночная жуть,

Светлей, чем весенние зори,

Ее героический путь

И наше бесслезное горе.

Но разве заплачешь над ними,

Узнав, что навек занесли

Еще одно женское имя

В историю нашей земли!

Россия…

Россия…

Россия…

Парижская ночь глубока.

Войны разъяренной стихия

Сегодня от нас далека,

И вспомнить сегодня нам трудно

О тайной работе впотьмах,

Подземной, подпольной, подспудной,

В нетопленых, стылых домах.

От свечки оплывшей – косые

Зигзаги огня по стенам,

Но где-то за тучами, там…

Россия…

Россия… .

Россия…

В дремучих сугробных лесах,

Таясь, залегли партизаны.

Морозом подернуты раны,

И гибель стоит на часах.

«В подпольном Париже я с вами!

Я русская – ваша сестра.

Крепка моя вера, остра,

Светла, как высокое знамя.

Я с вами от века доныне,

А схватят – пойду умирать,

И будут меня называть

По-древнему русской княгиней!»

Так, может быть, думала ты,

Стуча на машинке в подвале,

Воззваний готовя листы,

Которые нам раздавали,

Винтовки и бомбы храня,

С опасностью в прятки играя,

А ночь доползала до дня,

Не первая и не вторая –

Их полчища грузно ползли…

С усталостью воля боролась,

Как будто от русской земли

Летел ободряющий голос,

Как будто сливались в одно

И жертвы, и кровь, и победы,

Как будто смотрели в окно

Учившие верности деды,

Как будто у самых дверей,

По-вдовьи чернея платками,

Стояла толпа матерей,

Следя за твоими руками…

Смыкался их призрачный круг,

Пророчил о близкой расправе…

А маленьких клавишей стук

Под быстрыми пальцами рук

Твердил о победе и славе!

Война промчалась огненной грозою,

Геройские прославив имена.

О подвиге Космодемьянской Зои

Узнал весь мир и помнят времена,

И не она одна – другие дети

Бессмертный отзвук для себя нашли

В писателе, художнике, поэте,

Но за пределами родной земли

Вам никогда никто не говорил

О мальчике по имени Кирилл.

Мы помним ужас тех годов жестоких,

На родине сердца слились в одно.

Здесь — в одиночку гибнуть суждено,

И тем труднее верность одиноких.

Она тверда, как заостренный меч,

Ее заветы мужественно строги.

Благословен, кто смог ее сберечь

И не сойти с намеченной дороги!

О нем так мало: месяц, день и год,

Названье лагеря, потом – забвенье.

В Германии был выведен в расход

Сержант французского Сопротивленья

Кирилл Радищев…

Дальше рвется нить.

Пришла пора стихами свет пролить,

Быть может – в книге, может быть – в журнале,

На эту жизнь, на эту смерть в тюрьме.

Они бесславно спрятаны во тьме,

Но я хочу, чтобы вы правду знали!

Городам, колхозам, школам, селам

Посылаю мой простой рассказ

О парижском мальчике веселом

С васильками темно-синих глаз.