Ночной корабль - страница 59

Зашел ко мне Нострадамус,

Зашамкал, скинув колпак:

– Вы, кажется, вышли замус?

Нашелся для Вас ведьмак?

– О, да! Он по нашей части

И даже (скажите всем)

Отмечен, как Старший Мастер,

Шапочкой с буквой «М».

Быть может, – воскликнул старец, –

Он мне предскажет судьбу? –

И поднял костлявый палец,

И стукнул себя по лбу:

- Но как же проник в высоты

И в тайны небесных сфер

Лейтенант черноморского флота,

Бывший морской офицер?!

Я в ответ: – Небесные хляби

Он вскрывает концом иглы

Без всяческих астролябий

И вовсе без каббалы.

Дрессировщик собственной плоти,

Он на «ты» с астральной ногой.

До него Вы не дорастете,

Остродумус мой дорогой.

Но Вы и не виноваты,

Что, имея большой талант,

Не родились крылатым, Как был рожден лейтенант.

К нему поступайте в школу, Не берет он высоких цен.

И заслужит Ваш череп голый

Шапочку с буквой «Н».

– «М» хочу!!! – завопил он дико.

– К черту «Н» – начало Нуля!

Я сказала: – Мой Мастер – Мика.

И букву вышила я!

Мне хорошо, что мы всегда вдвоем.

А если иногда обоим плохо, –

Разлуки больше нет. Не надо вздоха,

И слез не надо: мы живем, живем!

Я стала жить двадцать второго мая,

На лестнице крыльца, ведущей в дом,

И в этом доме, в тот же час родном,

Как будто всё поняв и принимая,

Окно зажглось счастливою звездой

Лиловый ирис ждал меня у входа

А свечи плыли в дрожи золотой,

Едва ли не тринадцатого года

В России, в старом корпусе Морском

На празднике… От голубой гостиной

Алмазной цепью, как полвека длинной

Летели фонари над черным льдом…

Алмазной цепью, – но она иная, –

Наш первый час, двадцать второго мая,

Горел всю ночь. И мы остались в нем.

Светлана – собирательница света,

Весенних ливней, синих васильков.

Ей в богадельне нежных стариков

Такой приятной стала муза Фета!

Луна, рояль и слезы до зари…

А я не понимаю, хоть умри,

Нескромных слез (мужских!), когда рыдали

Атласом отливавшие рояли,

Стоявшие в гостиных без огней.

О, если Фет так странно дорог ей,

Люблю ее за то, что любит Фета.

Она сама во много раз сильней,

Живая жизнь нам в ней дала поэта:

Ее снегирь, пьянея от игры,

На ветках строк рябины обрывает,

Когда кусты пылают, как костры,

И у ее стиха судьба другая:

Не плакать до зари, изнемогая,

А из пылинок создавать миры.

Все будет очень хорошо,

Осуществится очень скоро.

Мы в доме заживем большом,

С окном на Ленинские горы…

Ты мне не веришь?.. Подожди,

Найдется дом в Замоскворечье.

Там столько дружбы впереди,

Такие радостные встречи,

Так широка Москва-река…

Не плачь отчаянно и жарко:

В Москве мы заведем щенка,

И будет у тебя овчарка…

Но, если ты не веришь мне,

Усни! Послушайся совета:

Перелети туда во сне

И поживи там… до рассвета!

У вокзала собака лает

На цепи круглый год.

Поезда в туман пролетают,

И туман плывет.

Собака считать устала

Свои проклятые дни:

Топот, грохот, свистки, сигналы

Голоса и огни… огни…

Для чего ей стеречь до гроба

Чужой капусты кочны?

А хозяин с хозяйкой, оба,

С утра до ночи пьяны.

Надо вытянуться до боли,

Чтоб увидеть, через забор,

Волнующееся поле,

Желанный синий простор.

Дождя осеннего запах

К ней ветер, шурша, принес.

Цепь ржавеет. На грязных лапах

Капли собачьих слез.

Не может быть! Я больше не ждала,

Всё реже в окна грустные смотрела.

Примерзшая к земле ночная мгла

Березам изведенным надоела,

И тысячами тощих черных рук

Они тянулись к безотрадным тучам.