Ночные бомбардировщики - страница 7
Сержант и старший лейтенант хватают вещевые мешки и торопятся на аэродром. Штурман достает из кармана комбинезона кусок хлеба с салом, делит пополам и пробивает сержанту. Жуя на ходу, они одновременно задирают вверх головы: высоко в небе снова кружит «фокке-вульф». И ни одного выстрела зениток — те тоже снялись со своих мест.
— Наш самолет, наверное, увидел, — высказывает предположение Штанев.
Хрущев согласно кивает головой — рот забит хлебом; кант так голоден, что совсем уж невтерпеж.
— Как бы он на взлете нас не шандарахнул, — высказывает опасение штурман.
— Если взлетим, не шандарахнет, — заверяет командир. [15] Пояснить не успевает: у самолета им энергично машет рукой техник — быстрее, быстрее!
Летчик и штурман припускаются бегом.
Около их бомбардировщика, возвышающегося уже не на козлах, а на шасси — протезах, подрагивающих от вибрации моторов, стоит майор Казаринов, заместитель командира полка по политической части. Он в летном обмундировании, через плечо — планшет с картой.
— Где вы застряли? — недовольно спрашивает майор, стараясь перекричать шум моторов. — Минут десять уже молотят, — кивает он на винты. — Быстро по кабинам — и по газам! Я колодки уберу.
Техник с механиком сворачивают инструментальную сумку, хватают под мышки струбцины и лезут в кабину стрелков. Штанев не торопится, недоверчиво оглядывает деревянные подкосы шасси, лишь после этого забирается на плоскость.
— А вы? — спрашивает у Казаринова Хрущев.
— Взлечу за вами, — взглядом указывает майор на виднеющийся за капониром У-2. — Ну, Иван Максимович, как говорят, ни пуха ни пера!
Хрущев энергично поднимается в пилотскую кабину и застывает в удивлении: приборная доска зияет пустыми глазницами — ни указателя скорости, ни высотомера, ни вариометра, ни авиагоризонта. Даже лобовое стекло снято. Те, кто улетал рано утром, посчитали, что судьба этого бомбардировщика предрешена, и сняли многие приборы и детали на запчасти. Оставили только «пионер» — указатель поворота и скольжения, компас да прибор температуры головок цилиндров. Задержавшись взглядом на последнем, Хрущев почувствовал, как по спине покатились холодные капли пота: стрелки термопар обоих моторов отклонены вправо до упора. Значит температура головок цилиндров выше 300°, а положено не более 140° и моторы вот-вот может заклинить. Надо немедленно их выключить, дать им остыть, а потом уже готовиться к взлету.
Хрущев тянется рукой к лапкам магнето, но на секунду задерживается: надо сообщить Казаринову. Майор по его жесту догадывается о намерении и отчаянно машет рукой и показывает в угол капонира: где раньше лежали баллоны со сжатым воздухом, теперь было пусто. Ну конечно же теперь моторы нечем запустить. Придется взлетать [16] на перегретых... Что из этого получится?.. Да еще с таким шасси... Хрущев подает команду убрать колодки, и бомбардировщик трогается с места. Теперь надо выбрать направление взлета. «Когда быстрее взлетит самолет: под гору или в гору?» — вспоминается вопрос девушки. Вот ведь какая ирония судьбы: девушка спрашивала для себя, а решать эту задачу практически приходится ему. Их аэродром, оказывается, с покатом, на что ранее он не обращал внимания: для «здорового» самолета это существенного значения не имело, а вот для такого «инвалида» — сущая проблема. Ко всему еще и штиль. Итак, под гору...
Моторы с оглушительным ревом набирают обороты, и встречный поток воздуха, врываясь в проем, где должно быть лобовое стекло, прижимает летчика к спинке сиденья
сильнее и сильнее. Значит, скорость нарастает. Не так быстро, но Хрущев на это и не надеялся. Стойки шасси удалось приладить, но амортизация не работала. Малейшая неровность аэродрома тугими ударами отдавалась во всем теле.
Остается позади выбитая, без единой травинки, взлетно-посадочная полоса, а самолет все бежит и бежит, не чувствуя опоры под крыльями. Моторы ревут надрывно, со стоном, и, кажется, вот-вот не выдержат, испустят дух.
Давно, почти в самом начале разбега, Хрущев поднял хвост самолета, чтобы уменьшить сопротивление, но и это не помогает — бомбардировщик все бежит, будто и не собирается отрываться от земли. Иван старается ему помочь — берет на себя штурвал, создавая побольше угол атаки крыла, — никакого эффекта. А впереди уже видна лощина. Там — бугры, яр. И теперь даже если прекратить взлет, не спастись: тормозов у колес нет...