Новая Хроника - страница 7

стр.

— но проявилась она, пожалуй, только в признании выдающихся мирских качеств политических противников Флоренции — Каструччо, Манфреда, некоторых императоров. Вообще, характеристики исторических деятелей, помещенные в "Хронике" на манер античных авторов, довольно колоритны (Карл Анжуйский — кн. VII, гл. 95; Корсо Донати — кн. VIII, гл. 96)[48]. Это одна из причин, почему трудно согласиться с тезисом Ф. Де Санктиса о "бесцветном и безличном" изложении Виллани[49]. Сам подбор фактов выдает личное отношение — иронию автора, когда он вспоминает прозвище боевого колокола первого народного правительства — "колокол ослов" (кн. VI, гл. 75) или гордость при цитировании поговорки, что за одного фламандца-бюргера давали двух рыцарей (кн. VIII, гл. 56)[50]. Соответственно нельзя решать вопрос о критичности или некритичности Виллани с позиций сегодняшнего содержания этого понятия. Историческая правда для хрониста заключается в первую очередь в правильном истолковании события, его нравственной подоплеки, поэтому часто он осторожен в выборе одной версии поступка, когда есть несколько. Фактическая же точность имеет второстепенное значение. Много места, особенно в первых книгах, уделено хронологии правящих династий, на которой основывается все временное согласование событий, — но иногда даже соседствующие данные не совпадают. Ошибочны многие даты, ссылки на авторов, даже цитаты из Библии весьма приблизительны.

Исторический стиль, художественные достоинства прозы Виллани, ее жанровые и языковые особенности оценивались по-разному. Уже упоминалась характеристика Ф. Де Санктиса, который называет изложение Виллани однообразным и поверхностным, и вместе с тем приводит оценку Э. Кине, отмечавшего его превосходный язык[51]. А. Гаспари говорит о "непритязательном и ясном стиле" Виллани[52], Ф. Викстед идет дальше: "События представлены в живом, простом и ярко индивидуальном восприятии, что делает их наглядными, но не позволяет убедительно воспроизвести в рациональном виде"[53]. Г. Гервинус отмечал новеллистичность вилланиевской прозы[54] — в самом деле, многие главы содержат вставные рассказы анекдотического характера — по сути средневековые дидактические "примеры", которые напоминают истории из "Новеллино", современного "Хронике" сборника, где зачастую действуют те же герои[55]. Дж. Аквилеккья называет прозу Виллани "ровной и плавной, но никогда не бесцветной; ее украшают простота народного языка и всплески гражданственных и человеческих чувств автора"[56]. По мнению В. И. Рутенбурга, звания истории "Хроника" заслуживает "не только по разносторонности своего материала и объему... но и, главное, по своему содержанию, детальному и яркому описанию событий, четким характеристикам, богатству статистического материала"[57]. Жанровые особенности "Хроники" с трудом поддаются однозначному определению — исследователи склонны отмечать в ней переходные черты. "Постольку, поскольку писание истории исходит из понимания полезности знания прошлого и выводимости из него некоторых простых принципов, — пишет Л. Грин, — Джованни Виллани был историком"[58]. Однако, по его мнению, сама концепция Виллани не лишена слабости, присущей средневековым хроникам, — провиденциализм заставляет подменять действительность долженствованием, реальное толкование — морализированием и ссылками на сверхъестественное. Поэтому Виллани стоит еще на пороге истории в современном понимании слова[59]. Все же следует заметить, что долженствование вытекает из признания любой причинно-следственной связи, в том числе в нравственной сфере человеческих поступков. Наличие у Джованни Виллани универсальной системы ценностей хотя и делает его пристрастным, зато придает "Истории Флоренции" большую цельность и живость. Оно не отрицает реализма, за который историки, начиная с Буркхардта, ставили этот труд выше образчиков гуманистической историографии[60].

Продолжателем "Хроники" после смерти Джованни Виллани стал его брат Маттео, который написал еще 11 книг, повествующих о событиях до 1363 г. Известно, что Маттео Виллани, как и его брат, подвергся судебному преследованию при крахе компаний Перуцци и Буонаккорси в 1342 г.; в 1362 и 1363 гг. обвинялся в гибеллинстве, и ему было запрещено занимать правительственные должности. Скончался Маттео тоже от чумы в 1363 г.