Новеллы японских писателей - страница 4
он надел свое лучшее шелковое хаори[9] и явился в «веселый квартал», назвавшись «стрелком из лука» — «атария». Так назывался мамин тир. Потом, узнав, насколько тяжела жизнь дзёро, он стал их жалеть и, чтобы хоть как-нибудь скрасить их существование, стал у них чем-то вроде советчика. Попадались среди них и хорошие женщины. Такой была О-Нака из дома Тонэро, она всегда меня жалела. Когда ей стало невмоготу заниматься своим ремеслом — у нее заболели легкие, а срок найма еще не истек, — она частенько наведывалась к отцу за советом. День ото дня ей становилось все хуже. В праздник фудо-мёо[10] она приняла яд, подмешав его в желе из агар-агара, и умерла. Эти женщины из Тонэро удивительно бездушны. Ни одна из них не позаботилась о ней, и все хлопоты, связанные с похоронами, отец взял на себя. Вечером гроб вынесли с черного хода и поставили на тележку. Отец тащил ее, а я подталкивала сзади. Помню, когда мы проходили по улице Наканотё, дворники поливали мостовую, черпая воду большими ковшами из бочек. Увидев гроб, они стали по одному присоединяться к нам. Проводили до самых ворот. Вот, пожалуй, и все, что я помню. Я была тогда еще маленькая.
Тем временем мы с Сино вышли на ту самую улицу Наканотё и направились к тем самым воротам, о которых она только что рассказывала. Улица оказалась широкой, с тротуаром, с аккуратными ларьками. Переглянувшись, мы ни с того ни с сего рассмеялись.
— Ну и находились!
— Зато теперь у меня легко на душе. Мне очень хотелось, чтобы вы сами все увидели.
Сино шла впереди, но у моста Судзаки вдруг остановилась и, схватив меня за руку, попросила:
— Поедемте теперь в Асакуса.
— В Асакуса? Ты хочешь сказать, в Тотиги?
Электричка в Тотиги отправлялась из Асакуса.
— Нет. Мне хочется немного развеяться. Я походила по Судзаки, и теперь меня потянуло в Асакуса. Отец любил туда ездить и всегда брал меня с собой. Сначала мы шли в кино, а потом в парке я каталась на карусели. На обратном пути мы непременно заходили в бар «Камия». Отец заказывал для меня виноградное вино, а себе — коньяк.
— Да, но у нас необычная поездка. Не лучше ли сразу поехать в Тотиги?
В Тотиги жили отец, младшие сестры и брат Сино.
— Вот именно потому и хочется, чтобы она не была обычной.
Я подумал о том, как мало радостей в жизни Сино, сколь мучительным был для нее сегодняшний день. Чтобы сделать ей приятное, я согласился; она схватила меня за руку, но, смутившись, тут же ее отпустила.
— Думаешь, бар «Камия» еще стоит на месте?
— Ну да. Я недавно ездила в Тотиги и видела его. Мы пойдем сначала в кино, а потом в бар. Вы закажете мне вина, а себе коньяку. За сегодняшний день нельзя не выпить.
— Будто я — твой отец, а ты — моя дочь.
— Вот глупенький! Ох, извините!
Сино наклонила голову, вскинула зонтик на плечо и мелкими шажками побежала по мосту Судзаки.
Я познакомился с Сино в марте в ресторане «Синобугава». Учился я в частном университете в северо-западном районе Токио, а жил в студенческом общежитии неподалеку от этого ресторана. Как-то мартовским вечером с компанией выпускников я впервые попал в «Синобугава». Сино — женщина из этого ресторана.
«Синобугава» хоть и называется рестораном, но, несмотря на внушительные ворота и ограду из кустарника, он мало чем отличался от обычных кафе, возле которых редко останавливаются частные машины. Здесь можно съесть котлеты из свинины, выпить прямо у стойки. В углу — табачный лоток. Ресторан посещают школьные учителя с ближайших станций, служащие компаний, торговцы и дельцы. Иногда обитающих здесь женщин навещают молодые рабочие из мясных и рыбных магазинов. Словом, «Синобугава» — скромный пригородный ресторанчик. Тем не менее он так же дорожит своим престижем, как любой первоклассный ресторан, и здесь существуют свои наценки на сакэ.
В общежитии — человек двадцать, приехавших из прибрежных деревень северного Тохоку, студенты — большие любители выпить. Большей частью это дети рыбаков, здоровые ребята, и привычка пить сакэ чашками — у них в крови. По любому поводу, с горя ли, с радости, они первым делом спешат опрокинуть чашечку сакэ. Чаще всего они пьют прямо в общежитии, а потом, как правило, идут в одэн'я