Новосёлы - страница 11

Маринка скомандовала мне: «Марш умываться!» — и повела за палец в умывальник. Как будто она меня забирала из садика, а не я её. Пришлось показать пример, помыть руки с мылом.

На всех шкафчиках в умывальнике были наклеены картинки. Марина дёрнула ту дверку, что с вишнями. Полотенца на крючке не было! Рванула соседнюю, с яблочком, — есть! Быстренько перевесила на крючок в свой шкафчик и деловито вытерла руки.

В передней опять повела к вишням.

— Когда я была большая, а ты маленький, я тебе всегда помогала обуваться… — начала договариваться она.

— Ладно, не ной — помогу.

Я знал, как она обувает ботинки: час пыхтит над одним, час — над другим. А зашнуровывает — то узел сделает, зубами не разгрызёшь, то палец привяжет к ботинку да ещё и кричит: «Что, так и буду ходить привязнутая?» А то разозлится, сбросит ботинки — «Пойду босяками!».

Только дяди, тёти и старшеклассники забирают из садика детей, один я из второго класса. Галдёж — как в школе на перерыве!

— Носка одного нет! — захныкала Марина.

Я обыскал шкафчик, заглянул в соседние, ощупал рукава и карманы пальто, проверил ботинки — нет!

— Пойдёшь в одном, подумаешь… — говорю я. — Тебе лишь бы похныкать.

— У-у-у… Как я буду жить с одной ногой!

На ногу без носка ботинок обулся легко. А вторую ногу, наверно, целый час обували. На лбу и носу у нас повисли капли пота… И хоть бы уж Марина молчала, а то: «Ой, нога хрустнула! Ой, нога покрошилась!»

Надевали пальто — бант развязался.

— Не хочу ходить махлатая! — затопала ногами Марина.

Не стал завязывать бант — оторвал совсем, немножко с волосами. Спрятал в карман. Без банта дойдёт, принцесса такая…

Марина шла и хромала, как инвалид войны. Но шла — начал накрапывать дождь. У нас все дети попрятались в подъезд. Один Вася шлёпал по лужам, расплёскивал сандалетами воду на асфальте. На крыльцо и первый этаж я нёс Марину. Если б имел ещё две руки, зажал бы ей ноги, а то колотила меня ботинками по коленкам.

Ух!.. Наконец-то мы дома…

Раздел, снимаю ботинки… Что такое? На правой ноге два носка? Сунул Марине под нос оба.

— Видела? «Носка-а-а нет…» Если б десять было, тоже на одну ногу напялила?

— А я не виновата, они оба правые.

— Правые, левые… Скажу маме, чтоб в ясли тебя отдала, а не в сад.

Осталось только одно — покормить.

Чтоб не гоняться за ней с ложкой по квартире, я усадил Марину на подоконник. Будем смотреть, с какими зонтиками ходят тёти, и кормиться.

— Синий… Красный… Чёрный… — называла Марина.

Ложку с манной кашей увидела уже у самого рта. Круть! На щеке начертилась белая полоса, а ухо манка замуровала ровно с краями.

— Ой, ухо сварится!

— Каша не горячая, не ври! А будешь вертеться, то и другое залеплю.

— Да-а, не горячая! Если б сам был залепнутый, то знал бы… Что, я так и буду с варёным ухом жить?

На щеку и на ухо я израсходовал две мои промокашки — из письма и из математики. Принёс ещё и папины «качели». Есть у него такие, из пластмассы, снизу, наверно, сто промокашек нацеплено.

— Ой, я оглохнутая!

— А-а, ещё и в ухе каша осталась. Ну, это пустяк. Найти бы только шпильку. У мамы, кажется, где-то была…

Выбрасываю из маминого шкафа платья, ощупываю их. На некоторых остаются белые пятна от каши… Ура, есть!

Всё… Порядок… Можно набирать вторую ложку. Марина зажимает рот руками, наклоняется.

— Разогнись, а то в волосы накапает.

— Не в волосы, а за воротник. Постуди!

Стужу, дую на кашу. Не поворачивается ко мне.

— Ой, ракета летит! — кричу я.

— Где? — вскинулась Марина.

Р-раз! — кашу в рот. Попал!..

Марина не глотает, держит кашу за щекой, как обезьяна, сучит ногами по подоконнику. Подношу третью ложку…

— У-у-у-м-м… — вертит она головой.

— Что ты мяукаешь, как кошка? Раскрывай рот, некогда мне с тобой возиться.

— Я не клошка… У меня не-э-ту хлоста. И улши, видишь, где? А у клошков сверлху…

Пока говорила, каши во рту стало меньше. Ем сам, показываю пример, причмокиваю.

— Ах, как вкусно! Съем всё сам.

— Не воспитывай у ребёнка жадность.

— Я не воспитываю, ешь быстрее!

— Сам ешь, поправляйся. А то кожа да кости.

— А ты почему не хочешь?

— Потому что круглая земля…

— Кто тебя научил так отвечать?