Новые испытания - страница 50

Сан Саныч, напротив, был спокоен и рассудителен:

— Ты, Борис, совсем не видишь берегов сейчас. Потерял голову из-за мести. И, поверь моему слову, это тупиковый путь. Ты сам не замечаешь, как деградируешь. От тебя уже в полдень спиртным пахнет…

— Это, может быть, у меня одеколон с таким ароматом… — поморщился Самойлов.

— Не надо, не говори только мне таких глупостей! Хочешь, чтобы сыновья тебя уважали, — так будь для них примером.

— А что — сыновья? Я их, между прочим, до сих пор обеспечиваю! А благодарности — ноль.

— Трудно мне с тобой говорить, Борис. Ты до седых волос дожил, но не понял, что не всё на свете измеряется деньгами.

— А что им ещё нужно? Что? Сопли им утирать уже не нужно, большие мальчики, — сурово сказал Самойлов.

— Неужели элементарное сочувствие ты называешь вытиранием соплей?

— А мне, Сан Саныч, разве кто-нибудь сочувствует?

— Я. Я тебе, дураку, сочувствую, — признался Сан Саныч.

— Ладно, Сан Саныч, — махнул рукой Самойлов и замолчал.

Сан Саныч тоже помолчал, потом снова обратился к другу:

— Значит, ты у Витьки этот офис купил, да?

— Да, — охотно сменил тему Самойлов. — Он у меня «Верещагино» купил, а я у него — офис. То, что было дорого обоим, мы, так сказать, поделили.

— Жаль, что не сложилось у вас, жаль. Вы, насколько я понимаю, были хорошими партнёрами, и фирма ваша была самой мощной в городе.

— Да. До тех пор, пока он меня не предал, — хмуро заметил Самойлов.

— А вот насчёт предательства ты ошибаешься, Боря. Не он тебя предал, или, как сейчас говорят, кинул, а ты его.

— Да ты что? Это я, по-твоему, у него жену увёл?

— Боря, я человек пожилой, и то, что было двадцать пять лет назад, очень хорошо помню. Ведь именно ты в юности воспользовался ситуацией ссоры Буравина и Полины. И стал ухаживать за ней, когда он был в рейсе.

Самойлову эти воспоминания совсем не понравились.

— Вот ты как поворачиваешь!

— Да, именно так. И тебе советую хотя бы иногда сдвигаться со своей железобетонной позиции. А то кудахчешь, как ненормальный: Буравин тебя предал, все, кто с ним общается, — предатели! Ты женился на Полине, когда она переживала ссору со своим женихом. То есть предал своего друга, Борис. Тем не менее, Виктор тебя простил. И в течение двадцати пяти лет вы были и партнёрами, и друзьями.

— У нас с Полиной была любовь, — защищался Борис.

Но Сан Саныч слишком хорошо знал жизнь Самойлова.

— И поэтому ты всю жизнь мстил ей за юношеский роман с Виктором? И поэтому ты заводил интрижки со всеми… секретаршами, которые тут… работали? Откуда я знаю? А что я, по-твоему, слепой? Ничего не понимаю в жизни? Борис! Совершив предательство, неужели ты не думал, что оно вернётся к тебе бумерангом? Я стараюсь показать тебе самую суть. В тот момент, когда у твоего друга неприятности, беда, когда его дочка лежит в больнице, ты… Ты думаешь о своих обидах и строишь планы мести! Как тебе не стыдно, Борис!

— Ты, Сан Саныч, со мной, как с мальчишкой, общаешься… — обиделся Самойлов.

— A ты для меня и есть мальчишка, — подтвердил Сан Саныч. — Вы с Виктором на моих глазах выросли. И если я ругаю тебя, то только потому, что переживаю, как за родного сына. Я вижу, Борис, что ты стоишь на краю пропасти и балансируешь на самой грани. И даже не замечаешь этого. Очнись, Боря, перестань думать только про деньги, да про обиды, иначе ты погибнешь! Как личность погибнешь. Я тебя не пугаю, а просто предупреждаю. И ещё. Этим делом, — тут Сан Саныч щёлкнул пальцем по горлу, — ты не увлекайся. Не пей.

Сан Саныч высказался и решил, что Самойлову надо дать время для осознания сказанного.

— Ну, пошёл я. Сердце не на месте, надо в больницу сходить…

Сан Саныч ушёл, а Самойлов в смятении заметался по кухне:

— Значит, я на краю пропасти, да? А что же делать? — спросил он сам себя. Но знакомое решение проблемы уже ждало его в холодильнике. Он достал бутылку, открыл её и выпил, не закусывая.

Косте так и не удалось дозвониться Кате, потому что смотритель решительно отобрал у него мобильник.

— Чёрт, Костик, что это ещё за самодеятельность? — сурово спросил он.

— Я позвонить хочу, позвонить, ты понимаешь! — закричал Костя. — Это же дело одной минуты!