Новые записи Ци Се, или о чем не говорил Конфуций - страница 12

.

Еще до этого, в 1796 г., Чжан Сюэ-чэн, возмущенный выходом в свет «Рассуждений о стихах» Юань Мэя, писал, что Юань Мэй пренебрегал всеми книгами конфуцианского канона, кроме «Книги песен», да и в ней он ценил лишь те песни, «что касаются любви между мужчинами и женщинами... высказывая мысль, будто в подобных песнях выражены плотские чувства... Никогда еще не было таких, [как он], кто бы при свете дня и под ясным солнцем посмел дойти до такой крайности, отрицая и священное, и закон и занимая свой ум такими извращенными, безнравственными, грязными идеями»[96].

Негодовал Чжан и по поводу писем Юань Мэя, содержание которых, по его мнению, сводилось к «рассуждениям о женской красоте, оценке чужих наложниц, хитрой лести... сводничеству, возврату беглых наложниц»[97]; он называл Юань Мэя бесстыдным хвастуном, лгуном и льстецом.

Характерно, что большинство авторов, осуждавших Юань Мэя, были учениками Чжан Сюэ-чэна[98].

В известной мере ненависть Чжан Сюэ-чэна можно объяснить завистью: к нему слава пришла слишком поздно, многое из его наследия было напечатано более чем через сто лет после его смерти (в 1922 г.), а Юань Мэй был знаменит при жизни, наслаждался успехом и славой, его общества искали, его произведения печатали, и они расходились по рукам[99].

Но негодование Чжана объясняется не только личными мотивами. По мнению В. П. Лю, конфуцианских ученых раздражало в Юань Мэе присущее ему чувство юмора, экстравагантность, фраппантность его поведения.

Возмущение буддистов вызвало «Завещание» Юань Мэя, адресованное сыну и племяннику, где он писал: «Что касается чтения сутр, пения молитв и приглашения монахов на седьмой день, это я всегда презирал. Можете сказать своим сестрам, чтобы они приготовили мне жертвоприношение, его я, конечно, приму. Один раз они могут прийти поплакать, я буду этим очень тронут, но если придут монахи, то при первом же звуке их деревянных колотушек моя душа заткнет уши и убежит, что вам наверняка не понравится...»[100].

Если еще можно понять критиков Юань Мэя, живших в его время и исходивших в своих оценках поэта из «конфуцианских норм», которые Юань Мэй постоянно нарушал, то приходится признать, что критика Юань Мэя современными китайскими литературоведами носит уже чисто конъюнктурный характер. Особенно ярко это проявляется в книжке То Мо-жо «Заметки по прочтении „Рассуждений о стихах Суй-юаня“», написанной, видимо, специально для того, чтобы подвергнуть уничтожающей критике любые, даже самые бесспорные рассуждения Юань Мэя о поэзии. Иногда заявления Го Мо-жо производят просто комическое впечатление. Так, цитируя уже приводившееся нами место из «Рассуждений», где Юань Мэй говорит: «Ведь золото или яшма, вырытые сейчас из земли, не перестанут считаться драгоценностями, так же как кирпич или черепица, дошедшие от древних времен, не могут считаться драгоценными»[101], Го Мо-жо критикует «ненаучность» аргументации Юань Мэя на том основании, что «кирпич и черепица не могли дойти до нас от древности»[102]. В другом месте, возражая против метафорически употребленного Юань Мэем сравнения литературных произведений после Сун и Юань со сплавом золота, серебра и бронзы, Го Мо-жо приводит точные данные (полученные им «от специалистов») о температуре плавления драгоценных металлов и проценте содержания одного металла в другом[103]. Почти на каждой странице своей книге Го Мо-жо разоблачает «классовую ограниченность» и «феодальную идеологию» Юань Мэя, его «суеверность», «хвастливость» и «самолюбование»[104].

В историях китайской литературы, выходивших во множестве в КНР в 50-х — начале 60-х годов нашего века, рассмотрению творчества Юань Мэя, за редкими исключениями, отводится крайне мало места. Как правило, положительно оцениваются его литературная теория, выступления против подражаний древним поэтам, высказывания о поэзии как выражении индивидуальности поэта, но тут же добавляется, что «он выражал позицию вельмож», у него было мало «произведений, отражающих тяжкую жизнь народа», он не испытывал «глубокого сочувствия к народным бедствиям», «если его литературная теория и была в известной мере прогрессивной, то стихи его не представляли ценности»