Новый Гольфстрим - страница 12

— Но сам ты веришь в осуществимость проекта? — тихо спросила Вера Александровна.

— Верю ли я? — в раздумьи проговорил Виктор Николаевич. — Я собрал консультации от множества ученых самых различных специальностей. Конечно, трудно предвидеть все. Я думаю об этом день и ночь, и голова моя порой раскалывается на части от всяких сомнений н возможных возражений.

Вера Александровна склонилась к плечу мужа. Она понимала его решимость и сомнения. Так было v тогда, когда он работал над открытием нового ядерного горючего-койперита.

— Помирись с отцом, — сказала она, коснувшись его руки. — Не действуй так резко. Он поймет в конце концов. Я знаю.

— Но и ты помоги мне в этом. Его крик и гнев вызывает во мне раздражение. Сегодня я говорил с ним нехорошо.

Горновы вернулись домой поздно. Вера Александровна несколько раз осторожно подходила к кабинету отца и приоткрывала дверь. Измаил Ахун спал, сидя в кресле. вон был тревожный. По временам он начинал беспокойно двигаться, из груди вырывалось тяжелое дыхание.

С глубокой нежностью и грустью Вера Александровна смотрела на отца.

На следующее утро Виктор Николаевич улетел в Чинк-Урт, оставив жену с Измаилом Ахуном.

За всю свою жизнь он ни разу не переживал такого чувства одиночества.

«Как мог я так резко говорить с отцом, — думал он, ходя по кабинету взад-вперед. — Всю жизнь я вырабатывал характер, самообладание. И все это разлетелось ири первом столкновении с человеком, не согласным со мной. Отстаивать свой проект криками и злобой! Если бы я сдержал себя, постарался бы спокойно рассказать отцу свою идею, он понял бы, меня… Характер отца, как природа пустыни: то жжет огнем, то обдает холодом, то издает тихий шелест песка, то обрушивается ураганом и сметает все, что попадается на его пути. В последнее время он стал особенно горяч и вспыльчив. Но это понятно. Сколько сил он потратил на борьбу с теми, кте не понимал или не разделял его идеи.

Всех, кто стоял на дороге к осуществлению его планов, кто за сухими цифрами, за бухгалтерскими расчетами не видел огромной пользы, которую принесут новые реки, отец ненавидел или презирал;

А может быть этим-то чертам его воинствующей натуры и обязаны своим существованием и парк, и оазис, и многое, что создали мелиораторы под его руководством.

Ведь против его проектов восставали сотни крупных ученых. И все это снесено энергией, упорством, огромным трудом и знаниями людей, таких же сильных, смелых и упорных, как он… А сегодня отец отнесся ко мне так же, как всю жизнь относился к врагам своей идеи…»

Виктор Николаевич остановился, опустил голову. Затем снова зашагал по комнате.

— Отец сказал: «Ты перескочил через пять столетий». Значит он не считает мою мысль несбыточной фантазией. Значит, по его мнению, через пять столетии переделка климата страны все-таки будет возможна. Но почему через пять столетий? Чего не хватает нам для того, чтобы начать строительство сейчас же? Энергии? Энергия будет в количестве, какое потребуется. Техника, машины — дело изобретателей. Кадры? Они есть. Чего же нам не хватает?

Виктор Николаевич прошел в сад. Тихо журчали струйки фонтанов, в кустах роз и жасминов слышался тонкий писк колибри. В этой тишине чувство одиночества было еще тяжелее.

«Если бы отец понял меня, мы работали бы вместе».

Мыслями он перенесся в Бекмулатовск. Как любил он с малых лет кабинет отца, устланный мягкими коврами! Любил большой массивный стол, за которым, склонившись над бумагами, сидел отец, всегда в широкой полотняной блузе.

А он, Витя, притаясь где-нибудь в углу и почти не дыша, с каким-то благоговением следил за его движениями, прислушивался к шелесту бумаги.

— Ты здесь? — ласково спрашивал отец.

И Витя бежал и смело вскарабкивался к нему на кэлени.

— А что ты пишешь? Опять о реке? Какая она будет? Большая? забрасывал он Измаила Ахуна вопросами.

Он по опыту знал, что пока у них идет разговор о реках, отец не пошлет его спать.

Измаил Ахун начинал говорить. Ласково, тихо звучал его низкий басистый голос. И они мечтали.

— Ты будешь после меня строить новые реки? — спрашивал отец.