Ной Буачидзе - страница 20
Болгарским революционерам удалось устроить Ноя, по паспорту все еще Калистрате Гурули, управляющим крупным имением во Фракийской долине, там, где ее рассекает река Марица. Солидное положение на время избавило Ноя от назойливого внимания полиции и заботе о хлебе.
За подписями Гуриели и Самбуа[13] Буачидзе публиковал статьи против «беспримерной войны народов», против того, чтобы в угоду буржуазии «изо дня в день десятки тысяч молодых, здоровых людей устилали своими трупами перевалы Карпат, поля Галиции, Франции, Малой Азии и кровью своей окрашивали воды Немана, Вислы, Сены…».
На собраниях болгарских рабочих в Пловдиве и в Бургасе, в беседах с крестьянами Буачидзе терпеливо разъяснял, почему народ не должен защищать «престол и отечество». Оружие, говорил он, надо направить против своей буржуазии.
Через руки Ноя проходили и транспорты с ленинской газетой «Социал-демократ». «Вероятно, вам будет интересно узнать, — сообщал Буачидзе Владимиру Ильичу, — что «Социал-демократ» для болгарских и румынских товарищей является путеводной звездой».
У Ленина возникало множество различных вопросов к своему посланцу. Отвечать на них Ною порой было довольно трудно. Болгарские революционеры вспоминают, что Ной нередко тайком отправлялся в Сербию и Румынию, проникал в Грецию. Буачидзе бывал в самых отдаленных уголках Балкан, особенно в период подготовки к созыву в Софии— февраль 1915 года — общебалканского социалистического митинга.
В одном из писем Ленину Буачидзе сообщал: «…Влияние германской с.-д. тут огромное, если не сказать больше, и этим объясняется, что буржуазная русофильская пресса кличет балканских товарищей «германофилами»… что же касается низов, вот куда бы я рекомендовал показаться всем позорно выжидающим «хвостистам» (простите за неудобное выражение «хвостизм») вроде Огеевых и Аксельродов; вот где им задали бы жару».
Строки из другого письма: «И если балканский пролетариат высоко и незапятнанно держит свое революционное социалистическое знамя, это прежде всего благодаря своему здоровому классовому инстинкту и политическому опыту».
Еще одна характеристика, впоследствии вполне подтвержденная историей: «Под лозунгом «мир» рабочие идут, но спросите любого из них, как он понимает борьбу за мир, и вы убедитесь, что это не мир, а война пролетариата против нынешнего порядка вещей». И далее: «Масса везде с нами, но из лидеров только на Благоева и Димитрова можем всегда и везде рассчитывать».
Как-то в Пловдиве Буачидзе раздобыл тележку и отправился за шестьдесят верст в Калофер. В час, когда соскользнувшее на заре с вечных снегов Стара-Планины солнце пестовало розы Казанлыка и фруктовые сады Калоферской долины, Ной добрался до места. Вот и огромные красно-черные камни, некогда сорвавшиеся с крутолобых вершин Большого Купена, а может быть, и с самого Юмрукчала[14]. На них, вблизи отчего дома с большим широким балконом и резными деревянными решетками на окнах, часами сидел, вбирая в себя очарование родной природы, думал, творил человек, которого Ною никогда не пришлось видеть. Но любил его Ной безгранично, перед мужеством и талантом его безмерно преклонялся. И сюда, в Калофер, Ной приехал единственно для того, чтобы побывать в доме, где родился и провел беспокойное детство великий болгарин, народный поэт и революционер Христо Ботев.
Из многих тысяч строк, написанных Ботевым, сейчас Ною прежде всего вспомнился короткий и звонкий, как военная команда, клич, брошенный Христо в последнем роковом бою с турками: «Бессмертен тот, кто свою жизнь отдал за свободу».
Ной подумал, что когда во главе Болгарии, наконец обретшей свободу, встанут друзья тесняки, на красно-черных камнях памятника Христо Ботеву будут высечены именно эти слова.
До глубокой ночи Ной бродил по Калоферу, и, наконец, он услышал то, что хотел, — любимую песню Ботева. Она неслась откуда-то снизу, с берега реки Гунджи, где не раз в воскресном коло[15] вместе с другими парнями и девушками бешено вертелся Христо. Слова песни Ной хорошо знал. Он вторил вполголоса: