Нусантара - страница 5

Да и сам яванский язык представляет собой весьма любопытное и сложное явление. Во-первых, это не один язык, а по крайней мере семь. Впрочем, это уже в прошлом. На особых императорском и придворном языках уже, пожалуй, никто не говорит. Прочно вымер и литературный «древний кави», почти вся сохранившаяся яванская классика была написана уже на среднем кави. Но и сейчас яванский разговорный язык состоит по существу из трех различных языков, называемых ступенями: вульгарный нгоко, изысканно вежливый кромо и промежуточный между ними мадья. На языке мадья изъясняются между собой люди одного возраста и общественного положения. Старший к младшему или вышестоящий к нижестоящему обращается на мадья лишь в том случае, когда желает проявить особое внимание. А тот во всех случаях обязан отвечать на кромо. Старший по возрасту и положению обращается к младшему на нгоко, а при очень большой дистанции — грубом нгоко, в котором, как деликатно говорится в одном из руководств, «названия частей тела человека заменяются наименованиями соответствующих частей тела животных».

Султан Джокьякарты или сусухунан[1] Суракарты, как лица, стоявшие выше всех на земле, разговаривали, таким образом, на самом грубом нгоко и лишь о своей собственной особе и обо всем с нею связанном говорили на языке кромо инггил.

Все эти сложности привели в свое время к тому, что голландское правительство категорически запретило своим чиновникам употреблять при общении с яванцами яванский язык — слишком много недоразумений возникало из-за его сложностей. Официальным языком для сношений с коренным населением был признан малайский, что также не могло не сыграть определенной роли в его еще большем распространении. Что же касается голландского языка, то даже еще в конце прошлого века «туземцам» запрещалось его изучать.

Итак, как это ни парадоксально, на Яве наиболее изысканно изъяснялись (сейчас в связи с общей демократизацией многие из этих свойств языка ушли или уходят в прошлое), наиболее церемонно и учтиво говорили люди, стоявшие на самой низкой ступени социальной лестницы. Это не могло не оставить отпечатка на всем характере яванского народа. Он в целом отличается не просто вежливостью, а изысканной учтивостью. Для рыбака, крестьянина, разносчика, рикши-бечака и теперь самым большим оскорблением звучит намек на то, что он куранг ад-жер — недостаточно благовоспитан.

Итак, мы отправляемся в Богор. Николай горестно прощается с нами. На ветровом стекле машины наклеен желтый с красным ободком треугольник. Спрашиваем у наших спутников, что это такое. Оказывается, треугольник означает, что это правительственная машина. Наша молодежь гордо задирает нос, но напрасно. Как мы узнали позже, этот значок укрепляется на всех машинах, принадлежащих государству, с тем чтобы пользующиеся ими чиновники не слишком разъезжали по своим личным делам по воскресеньям и вообще во внеслужебное время.

Хотя из Кебайорана в Богор ведет прямая дорога, мы сворачиваем по каким-то делам в центр Джакарты. Еще раз проезжаем по похожим на аллеи улицам города, усаженным тамариндами и тенистыми канари. Прежнее название Джакарты — Батавия… Вероятно, Валентин думает о том же, так как мурлычет старую экзотическую песню:

Действительно, основной фон Джакарты составляют небольшие уютные дома, привольно раскинувшиеся среди тропической зелени улиц и садиков.

А вот это уже выдумки. Город расположен на удивительно ровном месте, в дельте реки Чиливонг, плоской и прорезанной многочисленными каналами — еще недавно рассадниками малярии и желудочно-кишечных болезней.

Откуда здесь взялся негр — тоже непонятно. В Джакарте много китайцев, как и в других городах Индонезии, есть индийцы, арабы, но за все время пребывания в Индонезии мы не встретили ни одного негра.

Ну это, может быть, одна из теней прошлого. Индонезийцы народ очень мягкий и спокойный, драки для этой страны отнюдь не характерны. Не припомню, чтобы я видел хотя бы одну.