Нусантара - страница 6
Нет, безусловно, эта песня сочинена где-то очень далеко от Джакарты-Батавпи, о которой чувствительный автор песни не имел ни малейшего представления. Порт Джакарты Танджунг-Приок находится, во-первых, довольно далеко от города, а во-вторых, «бушующий моря прибой» не услышишь и в самом порту, расположенном на берегах тихого залива.
Между тем машина уже вырвалась из городских транспортных пробок и поднимается по дороге берегом Чилп-вонга, который из грязного полустоячего канала постепенно превращается во вполне пристойную и даже бурную реку. Дорога по-прежнему окаймлена двумя рядами мощных деревьев — манго, канари, тамариндов.
Хотя мы уже отъехали далеко от города, дорога по оживленности продолжает напоминать городскую улицу. Снуют велорикши — бечаки, возвышаясь над своими колясками — ангконгами, спинки и ручки которых расписаны всевозможными картинками.
По дороге, позвякивая бубенцами и серебряными украшениями упряжи, проезжают низкорослые и ладные лошадки, запряженные в своеобразные кабриолеты бенди, едут крестьяне на дамских велосипедах (ведь их саронги ничем по существу не отличаются от женских юбок), на мотороллерах проносятся юноши и девушки. По специально отведенной для них с краю дороги полосе тянутся важные и медлительные зебу, парами запряженные в громоздкие арбы. Разносчики в плоских малайских шляпах керендеках несут на жердях самые различные товары — связки сахарного тростника, корзины с фруктами, мешки, ящики и громадные металлические бидоны. Они могут быть наполнены только чем-то невероятно легким, чтобы человек мог их не только поднять, но даже нести на плече по два сразу.
Уютные виллы с крутыми черепичными крышами и просторными верандами с низкой мебелью сменяются крестьянскими плетеными хижинами из бамбука или тростника под крышами из пальмовых листьев. Хижины эти без окон, но входная дверь занимает чуть ли не полфасада. Лавчонки токо и ресторанчики рума макан как бы выплескиваются своим содержимым на дорогу. На базарах груды фруктов, многие из них нам еще неизвестны. Тощие куры бросаются под колеса машины, и шоферу порой стоит большого труда обойти этих самоубийц.
В промежутке между очень часто расположенными здесь селениями проезжаем через поля сахарного тростника, кассавы (маниоки), тенистые плантации каучуконоса гевеи и пальмовые рощицы.
А текущий сбоку Чиливонг уже начинает шуметь, постепенно превращаясь в горную реку.
На горизонте маячат, почти не приближаясь, силуэты Салака и Геде — гор, у подножия которых и находится цель нашей поездки — Богор.
Но вот и Богор. С прямого как стрела шоссе сворачиваем на полого закругляющуюся улицу, с правой стороны которой расположены обычные (для Явы, конечно) дома, а справа — ограда парка. Смотрим во все глаза на купы огромных деревьев, на непролазные островки гигантского бамбука. Глаз не успевает охватить всего многообразия растительности, хотя машина уже замедлила ход и въезжает в ворота президентского дворца. Большая лужайка, на ней пасутся олени Аристотеля, похожие на наших пятнистых, но более крупные и с шерстью тусклого темно-бурого оттенка. Машина останавливается у караульной будки, и наш спутник переговаривается о чем-то с часовыми в малиновых беретах. Неужели сюда? Нет, слава богу, машина наша сворачивает вправо и едет по асфальтированной аллее сада. Снова глаза разбегаются от многообразия незнакомых еще деревьев. Аллея пальм, самых разнообразных, от кокосовой до гостьи из Нового Света — королевской, какие-то огромные фикусы, акации, миртовые, панданусы на несуразных подпорках, куртины бамбуков, древовидные молочаи, неожиданное обилие кактусов и агав. А это, кажется, даммары с кронами, будто отлитыми из металла. В пруду рядом с голубой нильской кувшинкой огромные листья виктории-регии и ее белый цветок.
Наконец машина останавливается в глубине сада у симпатичного деревянного домика с крутой черепичной крышей. Это — гестхауз.
— Здесь вы будете жить…
— Сказка!
Наскоро заглядываем в отведенные каждому из нас комнаты и собираемся в обширной столовой-гостиной. На низком столике уже сервирован крепкий ароматный чай с