О божественных тайнах и о духовной жизни. Новооткрытые тексты - страница 52

утешениями и божественными отдохновениями. Тот же другой, неправильный[843] путь, <сопровождается> такими наказаниями, как постоянные безнадежные ситуации,[844] оставленность во всякого рода опасностях и во всяком искушении, которое <могло бы> вести к исправлению.[845]

9. Когда добровольно стремимся мы к трудностям[846] и посвящаем себя тому, чтобы упражняться в них,[847] заботясь о страхе Божием, тогда, с помощью Божией, постоянно ощущаем мы наслаждения разума. Когда же из-за телесного расслабления[848] мы бежим от них, словно ребенок, который бежит из школы, стремясь к праздной жизни, тогда по необходимости к этим трудностям, вопреки воле нашей, приближает нас божественная милость. Весьма печалит Отца духов[849] беспорядочность разумного естества – даже больше, чем беспорядочность детей <огорчает> отцов их по плоти.

10. И если никоим образом невозможно избежать трудностей и подвигов,[850] понесем их добровольно, как мудрецы, уважающие[851] себя, дабы удостоились мы чести и наслаждения и дабы не нужно было приводить нас к ним[852] в узах и кандалах.

11. Если же недостает нам доброй воли, будем переносить их с благодарением – даже те, которые приходят от диавола:[853] тогда даже они приведут к добрым последствиям.[854] После <всего сказанного воскликнем>: «О, как чудно милосердие Божие! Кто может измерить океан благодати Его?»

1. Мы начнем с описания различных видов[859] человеческого знания, а также уровня, который ниже естества души, и восхищений,[860] которые превыше естества.

2. Когда та разумная сила, которая в нас, становится озаренной, человек совершенно презирает страх смерти и бывает постоянно вдохновлен[861] надеждой на воскресение, как если бы добродетель естества души начала проявляться через указание помыслов ее: усиливается в нем попечение о Суде Божием, и начинает он ночью и днем следить за поведением своим, словами своими и мыслями своими; и если во всем подвижничестве[862] своем совершает он прекрасные и благочестивые труды, это попечение и это воспоминание не отходят от него. Ибо естественным движением разумной души является эта мысль и этот помысел. Те же, в ком, пока они не достигли любви, отсутствует этот помысел,[863] знай, что лишены они знания, ибо полагаются на подвиги свои.[864] Если же не полагаются они на подвиги свои, <значит>, ведут они или духовный, или, наоборот, расслабленный образ жизни;[865] на этих двух уровнях не может быть страха Суда. Эти <люди> – либо с животными, лишенными разумения и помысла о воскресении, либо с ангелами, которые существуют в другом <образе> знания и которые не опускаются до подобных мыслей.[866] Ибо иными переживаниями заняты они[867] и о тайнах, которые выше мысли о Суде, думают они. В прочих же из-за отсутствия трезвения и из-за помрачения души дремлет эта мысль.

3. В тех, кто пребывает на душевном уровне,[868] эта мысль правильна, ибо естество в них бывает прекрасно движимо естественной прекрасной <способностью> различения. И в просветлении естественных помыслов живут они, соединенные с сопутствующей им благодатью.

4. Ибо у того, чье сознание не помрачено воображением,[869] когда <по пути> добродетельного образа жизни движется он к совершенству, сознание[870] не согласится[871] успокоиться или утихнуть от этого движения.

5. Но я покажу, что, когда такое происходит, эта забота о помысле его должным образом прекращается: поистине <это так>! Ведь когда достиг он божественной любви, поднимается он превыше этой мысли и пребывает в свободе от помыслов.[872] божественная же любовь <происходит> отнюдь не от душевного подвижничества[873] и не от естественного движения души в служении добродетели, ибо к этому уровню подвижничества относится страх, а ощутить божественную любовь, <находясь на этом уровне>, совершенно невозможно. Последнее не под силу душе, и восхищение это