О Господи, о Боже мой! - страница 66

Перешли по бревнышку Любутку, подождали, пока перейдет Джим — он-то не может за перильца держаться! Поднявшись по склону на водораздел, мы зашли в незнакомый лес, который много лет не видел людей. Раньше они были здесь, от их жизни остались вековые дубы в четыре обхвата да названия деревень на старой карте. Старенькая моя деревенская подружка говорила: «Где я замуж шла, там ноне грыбы растуть».

В черных болотинах стояли мертвые деревья, силясь не упасть, заламывали в небо сухие сучья. К стволам присосались гигантские трутовики. Иванов крест бледными ростками пробивался сквозь гниль земли. «…Я заблудился в сумрачном лесу». Не сразу поняли мы, где находимся, не сразу вывела я на дорогу, а дорога на светлую поляну к озеру с башней-водокачкой красно-белого кирпича, красиво и капитально построенной в 1903 году на века.

А вышли когда — радости не случилось. В пути от нас молча отстала Маша и увела с собой несколько ребят. Настроение испортилось. Но мы еще смеялись. Лесные царевны делали кокошники из трутовиков, а лешие — огромные уши и бородищу из мха. Набрели на бобровый лесоповал, веселая стройка. Из деревьев они делали карандаши — смех и удивление. А на вершине самой высокой горы — лосиное стойбище… Там всё в бобах лосиного помета.

Случилась в этом походе одна запомнившаяся история. Мы прошли много, устали, измотали вконец Райнера, а об Эккарте и говорить нечего. Слезли наконец со склонов, выбрались из оврагов, преодолели последний брод и вышли на нашу дорогу, до дома было еще километров шесть. Солнце садилось, последний луч нас приласкал в последний раз. И тут вдруг Ј обнаружила на дороге битое стекло. Это такое стекло, которое бьется на кубики 1х1 см. Дело ясное; значит, одна машина здесь тюкнулась в другую, и ветровое стекло разлетелось в стеклянные брызги. Значит, водитель был пьян, потому что скорость здесь может быть меньше меньшего — грунтовая дорога среди леса над озером. Налетели две друг на друга — дело житейское. Но Ј смотрела глубже: «Это инородное тело в природе!» — и стала собирать в кулак по штучке. Остановились, ждали ее, даже помогали: дело святое — освободить природу от инородных тел. Но тел было очень много, складывать их в карманы или в кулаках нести? А принесем в Любутку, все равно в природу вывалим? Но и сказать нельзя — пойти против того, что сами проповедовали. Ј зарывалась все глубже. Авария была очень давно, и на обочине под зеленым мхом был сплошной слой битого стекла. Ј все ползала на четвереньках, пришептывала экологические доводы своей правоты. Эккарт, покуривая трубочку, улыбался славной стариковской улыбкой, что-то думал про Ј и русский характер. Все ждали, похаживая туда-сюда по дороге, пока не стемнело и не стало видно стеклянной крошки. Но Ј-таки убедила, что наше дело собирать — не разбрасывать…

Это Любутка средних лет (то есть времен) — молодая, румяная, приодетая в секонд-хэнд и секонд-фут гуманитарку. Все накормлены.

Деревня смотрит на нас исподлобья — голодная, пропитая, отчаянная. Зато нравится у нас гостям. Они приезжают в летний сезон — так славно всё. А благополучие наше они считают общей принадлежностью, вроде хорошей погоды. Помашут граблями, покупаются, погуляют. Они любят приезжать из года в год. Помогают. Готовят себе еду. Задач насчет сирот-инвалидов нет никаких, зато друг с другом им не скучно, и, чувствуя себя старожилами, привозят друзей-подружек, родственников-знакомых, занимают чердаки, ставят палатки. Ах, не надо бы! Видно было, куда дело клонится, но сказать кому-то: не приезжай, не привози свою родню, одноклассников, случайных попутчиков — сказать это так неприятно! А если один-два раза и случилось заговорить об отлучении по поводу непотребного поведения гостя, то вызывало это удивление и возмущение: почему вдруг чего-то нельзя? Тут как в лесу, в малиннике, рвут все, кто малины захотел! Я их понимаю. Я их не осуждаю, тут действительно почти природа, не частная квартира. Хоть и кормились из наших закромов. И это немцам было видно, которые оплачивали нас и халявщиков — по-немецки аккуратно. Хоть и начинали роптать, но думали, что такой уж русский порядок, но похож на беспорядок. Ј писала об этом в стихах: