О, мой ангел… - страница 4

Надя заметила его колебания.

Оуэн стыдливо засунул деньги в карман, подумав, что тетя Верна могла бы купить море эликсира молодости и ни на цент не обеднеть. Их счет в Прескоттбанке равнялся цифре со многими нулями, а тут ему навязывали какие-то жалкие гроши.

— Спасибо, — растерянно пробормотал он, обращаясь к Цоле и Саше. Еще совсем недавно. Оуэн был полон желания предать суду весь табор Кондратовичей, а сейчас уже благодарил членов их семейства. Он посмотрел на Надю.

— Может быть, мы…

— Никаких может быть, Оуэн. Будьте любезны вернуть своей тете деньги вместе с нашими извинениями.

Надя грациозно соскочила с лошади и оказалась рядом с Оуэном, у которого кровь мощными толчками запульсировала в теле, тем более что взметнувшаяся при ее движении цветастая юбка обнажила на миг загорелые, прелестной формы ножки.

— Если ты согласишься зайти в мой дом, я вручу тебе недостающую сумму. — Надя кивнула головой в ту сторону, где, по всей вероятности, находилось ее жилище.

Оуэн увидел вдалеке небольшой аккуратный беленький домик, рядом с которым стоял старый сарай.

— Не вижу особой нужды, — сказал он нерешительно. Ему очень не хотелось брать у нее деньги, однако сама хозяйка беленького домика вызывала чрезвычайный интерес. Оуэн внимательно оглядел ее: на безымянном пальце левой руки обручального кольца нет, зато другие были унизаны золотыми перстнями. И правая рука тоже была в кольцах. Значит, решил он, она не замужем. Любая женщина, имеющая супруга, непременно носит этот маленький символ замужества.

— Я обязательно должна вернуть твоей тетке деньги. Это дело семейной чести.

Надя заметила, как пристально он смотрит на ее руки, и быстро спрятала их в складках юбки. Она знала: обилие украшений — признак тщеславия, а следовательно, и плохого тона, но ничего не могла поделать — такова цыганская традиция. Она чувствовала, что для Оуэна руки не самая привлекательная часть ее тела, тем более что пальцы были с мозолями от частой игры на гитаре, а ногти коротко острижены. Этими пальцами она зарабатывала на жизнь себе и своей семье. Чтобы скрыть смущение, Надя повернулась к детям.

— Кто хочет прокатиться на лошади?

Четыре малыша, оторвавшись от материнской юбки, бросились к ней. Надя ласково засмеялась и помогла самому маленькому взобраться на спину жеребца. Оуэн поразился ее музыкальному смеху и нежной заботливости, появившейся на лице девушки, когда она заговорила с детьми. Усадив всех четверых, она повернулась и зашагала по полю.

Оуэн двинулся за ней, восхищаясь ладностью стройной фигурки. Когда Надя восседала на жеребце, она казалась ему выше ростом. Ее черные волнистые волосы почти касались бедер. Для человека, который еще пять минут назад был на волоске от смерти, такие мысли, прямо скажем, были удивительны. Он обернулся на толпу цыган и сделал уморительную рожицу детям. Что-то не похоже, чтобы хоть один из них испугался. Оуэн перевел взгляд на миниатюрную, прекрасно сложенную женщину, которая шла впереди него.

— Есть ли у лошади какое-нибудь имя?

— Конечно, — ответила она с легким акцентом, выдававшим ее нездешнее происхождение. — А разве американцы не дают кличек домашним любимцам?

— Обязательно, но я не заметил, чтобы вы хоть как-то называли своего коня, — сказал он, поглядывая на мощного вороного. — Бьюсь об заклад на все содержимое кошелька, что его зовут не Масленка.

Надя хихикнула, извлекла из кармана юбки кусочек сахара и протянула его жеребцу.

— Могу предположить, — сказал он, — что перед нами либо Сатана, либо Люцифер.

— Почти что так. — Она погладила шелковистую морду вороного и прошептала что-то ласковое ему на ухо. — Я дала коню такое имя, которого американцы больше всего боятся.

— Атомная война? Дантист? — Оуэну доставляло удовольствие слышать ее серебристый смех, колокольчиком разносившийся по полю. Он продолжал гадать. — А как насчет Свекра?

Надя вздохнула.

— Совсем нет. Его зовут Эни.

Оуэн чуть не споткнулся, уставившись на жеребца, который, услышав свое имя, легонько ткнулся мордой в Надину спину.

— С какой стати вы назвали его Налоговой инспекцией?