О вреде антикварных пузырьков - страница 2

  - Что надо?! - казарменно круто рубанул Офицер, и кореец согнулся еще ниже.

  - Денезки, - корявя благородность русского языка, ответила иностранная сволось.

  - Ан, нет!

  - Сто-нибудь дай?

  - А бери что хочешь, - решил Валя и отвернулся к недопитой бутылке с пивом.

  За спиною долго возились и разочарованно ухали. Валя знал, что его грязные трусы стоят лишь ровно половину долга, а все новое обмундирование не потянет на месячные проценты.

  Неожиданно уханье прекратилось, и повисла напряженная тишина. Валя развернулся внутрь комнаты и увидел такую нелепую картину, что чуть не упал попам на пол, так же, как в камере у давешнего Циклопа.

   Кореец сидел над бабушкиным сундучком, окаменев в позе безукоризненного лотоса. Видимые части его тощего тела имели исключительно гранитный окрас. Даже жидкие волосенки казались острыми металлическими иглами, проколовшими тысячелетия. А прямо над фигурой мини рэкетира висел огромный и довольно правдоподобный в своей огнености джинн. Валентин икнул с перепугу и от бессилия. Шизофрения с заставы догнала его и в маленькой уютности Н-ска.

  - Чего изволите? - вежливо спросил джинн, и Валя икнул еще раз, теперь уже неприлично громко.

  - А-а-а!!! - задыхаясь, пророкотал Волька, - пошел вон!

  - Слушаю и повинуюсь хозяин, - миролюбиво и улыбчиво протянул джин, свернулся телом в газово-огненную воронку и заслоился к бутылке.

  Вдруг его движение замедлилось, из огня материализовалась довольная голова и услужливо вопросила:

  - А с этим?

  - Вон!!! - в натуге проорал хозяин, и бутылек самостоятельно, с подчеркнутым чмоком заткнулся пробкой.

  Валентин медленно добрел до ложа и сел. Китаец откамнезировался и постепенно возвращался к жизни. Перестала топорщиться и искриться булатом его борода, провисли щеки, задвигались глаза. Он расправлялся из позы неудобоваримого лотоса.

  - Ето, забери? - спросил оживший кореец.

  - Во-он!!! - повторно заорал больной доктор так громко, что старик с испуга дернул дряблыми щеками.

  - Долг - платезом красен, - неназойливо утвердил истину кореец. - Сундусек дай, и мы поровну. Я Бате нисиво не сказу.

  У Вали тут же мелькнула спасительная мысль расстаться с ними обоими. Он уже живо представлял, как джин увековечит корейца в камне в одной из поз голубой камасутры. Но кто же тогда заткнет бутыль пробочкой?

  - Завтра, - вторично мудро решил Валентин, и кореец явно обрадовался.

  В его суетливо-торопливом вылете из комнаты таился нескромный намек, на то, что и в позе камня, он не прерывал своих соглядательных наклонностей. По-крайней мере он четко понимал, кто в доме Хозяин.

  Валентин выставил бабушкино наследство на обшарпанную поверхность гостиничного журнального столика. Посетителей более не ожидалось, но предусмотрительность доктора замкнула дверь на замок и ключа из скважины не вынимала.

  - Ab ovo usque ad mala, - провозгласил вслух Валентин. - (От яйца, до яблок, с древней латыни). Так сказать полный греческий обеденный рацион. Ничего себе.

  Из корпускулярного разбора бумажечек, и пузырьков с наклейками, вырисовывалась следующая ситуация. Бабкиному саквояжу насчитывалось ни много, ни мало - несколько сотен лет. Определенность фразы "Ispe fectial Paracelsus" (сделано собственноручно Парацельсом), добавляла в ситуацию медицинского и богато антикварного оттенка.

  Каждый из пузырьков имел собственный неповторимо филигранный облик. Каждый обозначал человеческую страсть и имел подробное, малопонятное описание по применению то ли содержимого, то ли страсти как таковой. На шизофрению сия прагматика доподлинно не смахивала, наоборот выглядела деловитой и годной к употреблению, несмотря на немыслимую давность лет.

  По закоренелой привычке старого холостяка и армейской придурковатости Валя выбрал из кучки пузырек с латинским обозначением похоти и вытащил пробку. Легко... На этот раз, никакого джина не было. Но началась такая белиберда, о которой обычно говорят, тушите свет. В его постели лежала юная, но откровенно соблазнительная дочка начальника гарнизона, то бишь Батина Лялька.