О времени и о себе - страница 11

Александр Гаврилович – молчаливый, спокойный, ни на что не реагирующий. (Так казалось, что он ни на что не реагирует, а умер он от инфаркта прямо на автобусной остановке).

В детстве дядя Александр очень любил пенки с топленого молока и частенько их съедал крадучись. Его ругали и как-то припугнули, что если он еще раз съест пенки, то его женят на Анке Филипповой. Она жила где-то недалеко. И однажды он увидел ее, сидящую у раскрытого окна, черную, страшную, с растрепанными волосами. Он так ее испугался, что никогда в жизни больше не ел пенок.

Но женился (или женили) на ней.

Вообще тетка Анна очень помогала нам, но и гоняла нас нещадно, ругала и попрекала тоже очень. Мы ее боялись. Она у нас была как надзиратель. Бывала у нас каждый день и следила за нами. Я, когда уже стала бегать на танцы, каждый раз собиралась под ее неусыпным взглядом. Обязательно вдогонку скажет с издевкой: «Ну что? Выснарядилась, масленка?»

Мама же не ругала нас, не наказывала. Я работу по дому старалась делать без напоминаний, потому что рано поняла, если я сделаю что-то по дому, значит, маме это не надо будет делать. Как-то мама ругала Витю за что-то, Анатолий подошел к маме: «Не ругай его. Он у нас ведь даже папу не помнит». Мама эту фразу помнила всегда и каждый раз плакала, повторяя ее. И к Вите у нее было особое отношение.

Мама меня не наказала даже тогда, когда я совершила проступок, оставивший след в памяти на всю жизнь.

Я сожгла деньги. Не помню, сколько лет мне было – еще небольшая, но уже разумная. Мама получила денежку (это была сторублевая большая коричневая бумажка), положила на полочку в кухне под газетку. Я стала наводить порядок на полке, решила сменить газетку, скомкав ее, бросила в печку, печка топилась. А когда пришла мама и сказала, что под газеткой лежала денежка, я остолбенела. Мама разрыдалась. Я готова была понести любое наказание, хоть все получилось случайно. Я уже понимала значение денег. А что значит лишиться денег в наших условиях?!

На шахте были списки детей, отцы которых воевали на фронте. А наш папа ушел на фронт не с шахты, поэтому нас и не было в списках детей фронтовиков. Им давали какие-то подарки от шахты, выдавали валенки, еще что-то, а мы ничего не получали. Только уже в конце войны кто-то за нас похлопотал, и мы получили американские подарки.

Сейчас понимаю, что в ту бедность эти подарки никак не вписывались, выглядели нелепыми. А мне нравились: там был сарафан черный или темно-синий (сейчас бы я сказала, из крепа), с молнией на спине. К нему небольшой жакетик, на котором были украшения как пуговички (сейчас бы назвали их клепками) красного цвета. Мне так нравился этот наряд, я им любовалась, примеряла, вертелась перед зеркалом. Но он был на взрослую девушку. Его потом мама отдала жене своего брата Николая, тете Тасе. Мне было так обидно, что мой любимый наряд отдали. А платье пестренькое (вроде как из штапеля) с широкой юбкой я носила, уже когда работала, ездила в нем на велосипеде.

Евдокия Романовна, Анна Романовна, Федора Романовна

(тетя Дуня, тетя Анна, тетя Федора)

Из военного (и первые годы после войны) помню, как приходили к нам бабушкины дочери (тетя Дуня, тетя Анна, тетя Федора), когда две, когда все три, приходили мыть дом. Дом мылся от потолка до пола. Никакой отделки не было, все было деревянное. В доме поселялся запах свежевымытых деревянных стен, пол мылся с песком. Позже появились какие-то половички, и их стелили на этот выскобленный пол.

Это было перед Пасхой, в пост. Бабушка потом всех угощала кулагой. Что это? Это что-то похожее на пюре, сладковатое и вкусное, коричневого цвета. Что-то вроде сусла, как сейчас вспоминаю. А на Пасху бабушка обязательно красила яйца и что-нибудь пекла.

А мне она к этому дню всегда шила новое платьице. Так что мы знали этот праздник.

Мороженое мы тогда не знали. Бабушка давала нам замороженные творожные шарики. Очень вкусно. Это было уже тогда, когда появилась еда. И, видимо, было то, что мы не хотели есть, отказывались, тогда бабушка говорила: «Может, вам дать чибрики в меду?» Что такое чибрики, мы не знали. Но, видимо, что-то несбыточное. Сейчас знаю: чибрики – разновидность пышек.