Об обращении с людьми - страница 18
похвальную сторону, то похвала, если она не простирается до лести и исходит из уст человека благородно мыслящего, может служить побуждением к вящему его усовершенствованию. По сему сказанного мною довольно будет для того, кто хочет меня понять.
Сколько можно показывай постоянно веселое лицо! Нет ничего привлекательнее и любезнее, как веселый нрав, происходящий из источника беспорочного, а не из сердца, обуреваемого страстями. Кто всегда гоняется за остротою и преимущественно старается забавлять общество, тот нравится только на короткое время и занимателен весьма для немногих; особливо не может быть приятен тому, чье сердце желает обхождения тонкого, и чей ум хочет заниматься разговорами Сократическими.
Кто хочет шутить беспрестанно, тот не только легко может истощиться в своих шутках и причинить скуку другим, но и часто терпит ту неприятность, что иногда, не будучи расположен занимать других забавными своими мелочами, может прогневить своих товарищей. - Во всякое общество, куда его приглашают, при малейшем внимании на него обращенном, он, кажется, чувствует, что заслуживает сию честь своими шутками. И если когда-нибудь он вздумает говорить о чем-либо важном, то прямым на его счет смехом едва позволяют ему окончить свой разговор. - Истинная забавность и прямая острота не терпят никакого принуждения или искусства; они действуют подобно парению высшего Гения, - восхитительно, пламенно и возбуждают к себе уважение.
Если желаешь блеснуть своею остротой, то принимай в расчет общество, в котором ты находишься. То, что весьма занимательно для образованного круга, может показаться для других крайне скучным и неблагопристойным; и вольная шутка в кругу мужчин была бы весьма некстати в обществе женщин.
(27) .
Не расставайся ни с кем, не сказав ему чего-нибудь поучительного или приятного! - Но и то и другое должно относиться к его выгодам; оно не должно оскорблять его самолюбия и не казаться наставлением; но между тем давай чувствовать, что ты принимаешь искреннее в нем участие, и что не расточаешь своих учтивостей без различия всякому встречающемуся. - Желательно бы, чтобы всякое пустословие было удалено из обращения; чтобы всякий обращал внимание на то: полезен ли, или по крайней мере приятен ли слушателю тот предмет, о котором он хочет говорить, и принимает ли в нем участие ум или сердце? Я слишком далек от того, чтобы одобрить систему тех людей, которые всегдашними пустыми комплиментами, ласкательствами или похвалами приводят в замешательство каждого и не дают отвечать ни одного слова на тысячу собственных. Впрочем, я и не порицаю комплимента, сказанного с хорошим намерением, равно как и заслуженную, скромную, к большему добру побуждающую похвалу. Пример может лучше подтвердить истину этих правил. Однажды в гостях сидел я между прекрасною, молодою и разумною женщиной и малорослою, отвратительною девицей, которой было около сорока лет. Я поступил весьма неучтиво, разговаривая с одною первою во весь стол, не обращая никакого внимания на последнюю. По окончании стола я вспомнил свою невежливость и проступок свой против учтивости исправил другим же проступком против справедливости. Я подошел к ней и начал говорить об одном происшествии, случившемся лет за двадцать. - Она не знала о нем ничего. - "Не удивительно, - сказал я, - Вы были в то время еще ребенком." - Это маленькое творение чрезвычайно тому обрадовалось, что я почел ее столь молодою, и благосклонное ее обо мне мнение было наградою одного слова. Она должна бы презирать меня за столь низкое ласкательство. Не мог ли я для разговора избрать такой предмет, который был бы для нее несколько занимательнее. Мне бы надлежало о том рассудить и незачем было лишать ее приятной беседы во время стола. Напротив того, сие ласкательство было неприличный способ исправить прежний проступок.
Впрочем, можно иногда рекомендовать себя весьма с худой стороны, между тем как мы думаем, что все сказанное нами другим людям, было весьма хорошо и кстати. По сему есть люди, которые бы чрезвычайно негодовали на то, если бы старались их уверить, что почитают их скромными, а другие почувствовали бы огорчение, когда бы их уверяли, что они здоровы.