Обними меня на рассвете - страница 13

Она должна сосредоточиться на своем желании видеть его живым и счастливым, а не на том факте, что прямо сейчас он, вероятно, скользит губами по губам суррогата, глубоко погружая язык, притягивая ее цветущее тело — то, которое не было изуродовано и покрыто шрамами — к своему. Скорее всего, он готовил ее к тому, чтобы погрузиться в постель и в ее тело.

Анка прикусила губу, чтобы сдержать очередной крик. Она должна выбраться отсюда и вернуться домой.

В переулке позади мусорного контейнера она телепортировалась с мыслями о доме, резонирующими в ее мозгу. Но это был не тот маленький домик, который она делила с Шоком последние месяцы.

Анка оказалась прямо перед домом, который она делила с Луканом более ста лет.

Дом.

Знакомое тепло коричневых стен заставляло ее тосковать по дням и ночам, проведенным здесь. Ее взгляд любовно скользнул по величественной крыше, арочным окнам и длинной лужайке, окруженной садами, которые она так любила возделывать. В январе почти все пребывало в спячке. Удивительно, но ничто не выглядело запущенным или заросшим. Даже такой же маленький деревянный штакетник стоял на страже перед двором. Внизу стоял тот же самый уютный диван, на котором она любила свернуться калачиком и почитать. Через окно верхнего этажа она видела ту же самую кровать из темного дерева, на которой они с Луканом спали и занимались любовью в течение десятилетий. Та же самая кровать, в которой она задремала.…

Анка отшатнулась, дрожа всем телом. Она не была здесь с той ужасной ночи, когда Матиас вырвал ее из уюта почти идеальной жизни, которую она делила с Луканом. Матиас похитил ее, бросил в темницу и использовал для своего извращенного удовольствия в течение пяти адских дней, о которых она теперь едва могла думать без рвоты. Он оторвал ее от ее пары. Он лишил ее безопасности, самоуважения, укрытия от жестокости мира. Он оставил ей хрупкую скорлупу.

Но она не могла смотреть на этот прекрасный дом без того, чтобы в нее не ворвались другие воспоминания. Лукан впервые привел ее сюда, нервно улыбаясь и гадая, понравится ли ей он так же, как ему. Лукан, подававший ей завтрак в постель, лишь ухмылялся. Лукан, сидящий напротив нее за столом, пока они ели ростбиф и йоркширский пудинг, и слушающий, как она рассказывает о прошедшем дне. Лукан потянулся к ней среди ночи, потому что не мог больше ждать ни секунды, чтобы прикоснуться к ней.

Ушло. Все это… просто исчезло.

— Анка?

Ее голова резко повернулась в сторону, когда из сада за домом появилась фигура. Ее сердце остановилось, и она почувствовала, что замерзла.

— Кейден.

— Анка, ты дома. Ты выглядишь бледной. Что-то не так? — спросил ее бывший деверь, подходя ближе.

— Почему бы тебе не войти?

Ужас и тоска нахлынули на нее одновременно. Какая-то часть ее души хотела оказаться внутри пространства, которое она когда-то делила с Луканом, чтобы погрузиться в воспоминания. И что скажет Лукан, если обнаружит ее внутри, особенно если он приведет сюда на ночь суррогата?

Она яростно замотала головой:

— Нет. Спасибо.

— И он всегда будет твоим домом. Сидни и я можем уйти…

— Останьтесь.

Слово оцепенело слетело с ее губ.

Лукану нужен брат. Сабэль рассказала ей о трауре ее супруга и влиянии, которое Кейден оказывал после того, как Лукан почти потерял свои душу и рассудок. Анка ненавидела себя за то, что стала причиной такой боли своей бывшей пары. Она ненавидела еще больше то, что добавила к этому Шока.

Но сейчас уже слишком поздно.

— Пойдем, Сидни приготовит тебе чай, — настаивал Кейден. — Ты действительно выглядишь бледной.

— Я… со мной все будет в порядке. Спасибо. Извини. Я не хотела вторгаться… — она почувствовала магию, окружающую дом. Лукан не препятствовал ей войти внутрь. Кейден добавил свою магию, также признав ее здесь хозяйкой. Почему? Вряд ли они захотят видеть ее здесь сейчас.

Она попятилась.

— Пожалуйста, не говори ему, что я была здесь. Наконец-то он выздоравливает. Двигается дальше.

— Анка, не уходи.

Лицо Кейдена посуровело:

— Лукан не забыл тебя. И никогда не забудет.

Мужчина, которого она видела улыбающимся в пабе? Он выглядел более чем счастливым. Она не могла этого нарушить. Его гнев сегодня утром? Что ж, Шок всегда вызывал в нем нечто темное. Кроме того, что она может предложить ему сейчас? Шрамы, тайны, кошмары, совершенно новую потребность, которую он не сможет понять. Он любил фарфоровую куклу, на которой женился. Женственная, всегда милая, играющая в его жизни как раз нужную роль. Вежливая и воспитанная, никогда не повышающая голоса. Никогда не сердящаяся.