Обретение надежды - страница 22
Дожевывая котлету, в кабинет снова заглянула Наташа — черная челка до бровей, настороженные, как у зверька, глаза.
— Мам, тебе лучше? Я в институт. Мы с Глебом сегодня...
— Нет, — сказала Ольга Михайловна и вытерла краем клетчатого пледа лицо. — В институт ты больше не поедешь.
— Почему? — удивилась Наташа.
— Там тебе нечего делать. Исправь лучше свои двойки, это поважнее, чем возиться с мышами и собаками.
— Опять тебе Змея Горынычна наябедничала! Вот гадина!
— Не смей так говорить о своей классной руководительнице, слышишь! Иначе я...
— А вот и посмею, — упрямо перебила ее Наташа. — Какие у меня двойки? Одна какая-то дохлая двоечка по географии, подумаешь! Да я ее завтра же, если хочешь, исправлю на пятерку с плюсом. Думаешь, трудно? А Глеб начинает новую серию. Ты же знаешь, у него даже санитарки нет, кто ему поможет?
— Меня опыты Глеба не интересуют, — резко ответила Ольга Михайловна. — Ступай делать уроки.
Она не могла отпустить Наташу в институт. Там, наверно, о Николае и его любовнице уже шепчутся за каждым углом, не хватало, чтобы и девчонку окунули в эту грязь. И потом, Минаева тоже аспирантка, конечно же, она бывает в виварии, а Наташка привязчивая... Не успеешь оглянуться, не только мужа, и дочку потеряешь, долго ли...
— Мама, это несправедливо, — тряхнула челкой Наташа. — Я же пообещала. И папа мне разрешил...
— А я запрещаю.
Наташа исподлобья глянула на мать, и на переносице у нее появилась острая морщинка. «Совсем как у меня, когда я сержусь, — подумала она. — Что же это такое? Все разваливается. Вчера еще все казалось прочным, постоянным, надежным, а сегодня разваливается...»
Ольга Михайловна подтянула плед, ее знобило. Ей вдруг нестерпимо захотелось увидеть Минаеву, не на мутноватой любительской фотокарточке — лицо в лицо, глазами в глаза. Не шуметь, не скандалить, ничего не говорить — просто увидеть.
На радиоприемнике, пуская в потолок веселые солнечные зайчики, лежало зеркальце: утром Николай брился, а убрать, видимо, забыл. Ольга Михайловна встала, погляделась в него. Хороша... Под опухшими глазами набрякли синие мешки, нос покраснел, волосы сбились в колтун, расческу не вгонишь... Чучело гороховое, разве можно так себя распускать! Нет, никуда ты сегодня не поедешь, ты ведь не хочешь, чтобы она рассмеялась тебе в лицо. Выспишься, сделаешь прическу, тогда и поедешь, если надумаешь.
А может, и не поедешь, утро вечера мудренее.
В окно она увидела Таню и Виктора Кедича. Взявшись за руки, они медленно шли по улице. Таня смеялась, запрокинув голову, лицо у нее было счастливое, как у Николая после удачной операции. Рядом с поджарым, стройным Виктором она казалась маленькой и толстой, как матрешка. Толстая матрешка в оранжевой нейлоновой куртке...
Ольга Михайловна отступила от окна, чтобы Таня не увидела ее и не подумала, что подглядывает. Острая жалость кольнула сердце. Бедная Таня, лишний кусок боится съесть, а все равно поперек себя шире. Вон Наташка — кожа да кости, а Таня... До третьего курса в доме ни одного мальчишки не было, все одна да одна, и как ей удалось такого красивого завлечь? Хоть бы он серьезным оказался, Виктор. Тоже на третьем, только она в университете, а он в медицинском, жаль, что мне еще не довелось у него экзамены принимать, узнала бы лучше. А вообще, кажется, ничего паренек. Конечно, лично мне Жора Заикин больше по душе, да ведь это мне, не ей. Поженить бы, Вересов из него человека сделал бы. Уж если из всяких потаскушек берется делать, из Виктора сделал бы. Чем не сын...
Она умылась, привела себя в порядок, — не хотелось, чтобы Таня и Виктор заметили, что расстроена, поставила подогревать обед. Таня открыла дверь своим ключом. Виктор пожал Ольге Михайловне руку, рука у него была сухая и крепкая; застенчиво улыбнувшись, протянул разлапистый кленовый лист. От багряной желтизны этого листа в темноватой прихожей стало светлее, словно включили лампочку.
— Ступайте мыть руки и обедать.
— Спасибо, Ольга Михайловна, я уже обедал, — смутился Виктор.
— Идем, идем, — потащила его Таня. — Ничего ты не обедал, два пирожка в буфете съел, я знаю. А у мамы сегодня колдуны со сметаной, ты только понюхай, как пахнут!