Обретение Родины - страница 7
Кто лежа, кто сидя, кто стоя стали подкрепляться.
— Стойте, ребята, не спешите! — сказал Мартон. — Ужин по-русскому обычаю начнем с выпивки. Рому — хоть залейся! Немецкие «друзья» о нас позаботились. Они его вывезли из Голландии специально для нашего брата. Ну, за что пьем? За чье здоровье? За чью победу?
Молчание.
— А давайте, знаете, так… Пусть каждый выпьет за что хочет, — предложил Шебештьен. — За тех, кого любит, за то, о чем думает. Не надо объявлять наши тосты вслух. Идет?
— Что ж, ладно! — согласился Ковач.
Ром тянули из котелков, фляжек, некоторые попросту из горлышка. Никто не говорил, за что пьет, за чье здоровье, за чью победу.
Один Дюла Пастор не скрыл ни своих мыслей, ни своих пожеланий.
— За венгерский народ! — громко и торжественно провозгласил он.
Бутылки, котелки и фляги дружно звякнули.
— За свободный венгерский народ! — прибавил Мартон Ковач, когда начали чокаться вторично.
Ром и непривычно обильный ужин быстро оказали свое действие. Солдаты разомлели, их потянуло ко сну. Еще не успели догореть свечи, а в конюшне уже громко раздавался могучий храп. Ковач погасил коптящие огарки.
В этот миг кто-то резко задубасил в дверь снаружи — должно быть, прикладом.
— Русские! — крикнул Шебештьен и вскочил на ноги.
— Наконец-то! — воскликнул Мартон Ковач и снова зажег свечи. Шебештьен кинулся открывать дверь.
В сарай ворвались четыре эсэсовца. Один из них был фельдфебель, со знаком полевой жандармерии на левом рукаве.
Огарки тускло освещали лишь небольшой уголок огромной конюшни. Эсэсовцы не сразу разобрались в обстановке и довольно долго топтались на пороге, оставляя себе путь к отступлению. Но, вглядевшись повнимательнее, различили венгерскую форму и сразу же осмелели.
— Смирно! — заорал фельдфебель. — Кто такие? Что здесь происходит? Рапортуйте!
— Мы из арьергарда венгерской армии, — ответил по-немецки Ковач. Затем повернулся к венграм и перевел им вопрос и ответ.
— Еврей? — еще громче гаркнул на него фельдфебель.
Одежда на Коваче была гражданская, ноги обернуты в мешковину, только голову прикрывала форменная гонведка.
— Даже хуже, — ответил Мартон. И тут же снова перевел солдатам этот диалог.
Простуженный фельдфебель несколько раз оглушительно чихнул и вытер нос мокрым рукавом шинели. Подойдя затем к Ковачу, он опять что-то дико проревел, угрожающе замахиваясь правой рукой.
— Чего он хочет? — спросил Пастор.
— Всего-навсего, чтобы мы сматывались отсюда. Жилье это, видите ли, забронировано за ними.
Пастор закусил губу, но промолчал.
Между тем Шебештьен и еще несколько гонведов незаметно очутились за спиной эсэсовцев.
— Лучше прикажи им, Дюла, самим убираться подобру-поздорову! — посоветовал Шебештьен.
Пастор отрицательно покачал головой.
— Передай этим типам следующее, — обратился он к Ковачу. — Уж если им так хочется, могут оставаться. Мы уступим им уголок, пусть отдыхают. Но предупреди: мы им не помеха, лишь пока они сами не вздумали нам портить кровь.
Ковач стал переводить. И тут один из эсэсовцев заметил разложенные на плащ-палатке продукты. Он ухмыльнулся и, присев на корточки, жадно вцепился в еду. Никто ему не препятствовал.
А фельдфебель, не давая Ковачу договорить, истошно завопил:
— Вон отсюда! Марш!
Позади немцев резко звякнул затвором гонвед Кишбер. В руке Пастора сверкнул нож. Стоявший рядом с ним солдат навел на фельдфебеля дуло винтовки.
Эсэсовец мгновенно оценил обстановку.
— Пошли! — скомандовал он своим.
Сидевший на корточках перед плащ-палаткой немец у всех на глазах стащил две банки консервов.
Как только непрошеные гости убрались, Шебештьен запер за ними дверь на засов. Сон у всех как рукой сняло.
— Уж если еще кто постучит, это наверняка будут русские, — попытался завязать беседу Ковач.
Никто его не поддержал.
Свечи догорали. С минуту они продолжали чадить, потом потухли. Кое-кто из гонведов прикорнул сидя.
— Пожар! Пожар!
— Конюшня горит!
Мигом стряхнув овладевшую ими дремоту, солдаты орали: над ними полыхала крыша. Солома вспыхнула, несмотря на толстый слой снега. Балки и стропила дымились.
Пастор бросился к выходу, но дверь не подавалась. Очевидно, ее чем-то завалили снаружи.