Обрушившая мир - страница 7

— Прошу, — церемонно киваю я на чашку чая, поставленную на стол перед Нат. А сама с удовольствием прихлебываю кофе, от которого любого человека наизнанку вывернуло бы, да и демона, признаться, тоже.

Нат блаженно щурится, отпивая немного из чашки, а я с усмешкой за ней наблюдаю. Такими темпами она забудет, зачем явилась, и мне это на руку; мне не хочется сейчас ворочать языком и что-то кому-то доказывать: красноречие лучше приберечь на потом, для моих ночных прогулок, ставших традицией.

Но Нат приходит в себя, когда чашка пустеет наполовину.

— Я слышала, ты опять удрала из Ада вчера?

— Прогулялась немного, — киваю я. — Что, это запрещено законом?

— Но война… — пытается возразить Нат. — Тебя могли заметить.

Сама она знает, что аргумент не лучший: убить меня не то чтобы проблематично, но у светоносных дел много, и никто не будет гоняться за давно забытой Падшей. Ладно, найдутся идиоты, но и они трижды подумают, прежде чем вступать в драку.

— А еще все обсуждают твои идеи Армагеддона, — продолжает Нат. — Куда ни пойди, говорят, шепчутся, тихо-тихо, как мыши: боятся, что Люцифер услышит. Но это все глупости: он наверняка давно узнал, раз посылает за тобой приглядывать самого Самаэля…

Она боится его больше, чем мальчик заслуживает по правде. Но я заметно хмурюсь, глядя на Нат, старым, еще наемничьим чутьем подмечая: слишком много она знает.

— Ишим все рассказала, — подсказывает Нат, угадывая ход моих мыслей. — Ты действительно хочешь уничтожить Рай?

Отпираться бесполезно.

— Почему нет? — Я отставляю в сторону кружку. — Этот мир отверг нас всех, так почему бы просто не уничтожить его?

— Но так нельзя… — робко встревает правильная девочка Нат, не забывшая милости Небес, не растерявшая в них истовую веру: сброшена недавно совсем, за какую-то мелочь, совсем незначительный проступок. Я слышала, ей и перья не выдирали, а опалили, сделав черными.

Вот только во мне веры давно нет, а злость плещет через край, заставляя лающе выговаривать сейчас, перегнувшись через стол к зажавшейся в угол Нат, бешено скалясь и срываясь на рык:

— Уверена? Думаешь, все смерти, все несправедливости — это замысел вашего блядского Бога, заранее предопределенный? Очнись, Натаниэль, мы просто месим друг друга в кровавую кашу по традиции. Потому что нам когда-то приказали на заре времен: идите и уебите Тьму! Да разве ж мы были Светом? Разве Свет посылает своих верных слуг, громыхающих железом, чтобы рубить на границе беспомощных демонят? Губит, уничтожает, втаптывает в песок, видит смысл своего существования в непрекращающейся битве? И разве Свет не выкидывал нас на свалку, когда мы сделали неверный шаг — пытал, выдергивал по перышку из широких белоснежных крыльев, а потом швырял нас, рыдающих от боли и ненависти, в пучины Ада?! — Вдруг я задыхаюсь: говорила на одном дыхании, и теперь в глотке глухо клокочет кашель, когда я урывками глотаю воздух. Мутным взглядом нашариваю испуганное лицо Нат, говорю тише, почти шепотом: — Какой смысл во всем этом: в сражениях, в борьбе за души смертных? Какое предопределение?..

Нат со стуком ставит пустую чашку на стол, трет виски. Я не демон, не умею искушать и сыпать зерна сомнения в благодатную почву, чтобы они потом проросли пышными шапками ядовитых цветов; я воин, я умею лишь кричать, ломать и разрушать. Не стоило и пытаться ее согнуть…

— Мало кому из владык Ада понравятся твои идеи, — тихо говорит Нат. — Все привыкли к такой жизни.

Смеюсь, обреченно и хрипато, отпиваю горький кофе, от которого сводит горло.

— В этом и есть наша беда: мы привыкли! Так не пора ли что-то менять? — предлагаю я. — Мир — миры — давно прогнили насквозь. Создадим свой собственный, в котором ангелов не скидывают с небес за малейшие проступки.

— Ты хочешь переиначить всю Вселенную. Добром это не кончится.

— А мне и не нужно добро. Я с самого начала не была на его стороне.

В конце концов Нат устает спорить и вежливо прощается, прежде чем уйти. Я хмуро ставлю чашку обратно в шкаф, не заботясь о том, чтобы ее помыть. К чертям это все. Да я и так здесь, у чертей — у демонов, точнее, а чертей суеверные людишки выдумали. Вон они, рогатые, под окном носятся и кричат, играют детишки, которых тоже заберут однажды на бесконечную войну, на скотобойню.