Обжалованию не подлежит - страница 13

Панченко прошелся по комнате, остановился у окна, внутренним зрением следя за женщиной.

Она постепенно затихла и сообщила, как однажды Примов взял два мешка хлопковых зерен и попытался унести домой. Ее муж в это время проходил мимо склада. Он остановился, пристыдил Примова, сказал, чтобы не позорился: высыпал обратно хлопковые зерна. Примов рассердился, стал ругать его разными нехорошими словами, предупредил, что он еще пожалеет об этом, отзовутся ему мышкины слезки.

— Он убил Батыра, он! — заключила женщина. — Арестуйте его!

Панченко переступил с ноги на ногу, почувствовав в самом деле неодолимое желание направиться к Примову и заставить его сознаться в совершенном преступлении, однако своевременно сдержал себя, подумал, что поспешность в таких делах будет плохим помощником, тем более, что у него пока нет ни единого факта, который можно было бы предъявить Примову и заставить его сознаться в убийстве и ограблении кассы.

— Когда это было?

— Что?

— Когда ваш муж видел Примова с хлопковыми зернами? Вчера? Позавчера? Год назад? Два?

— Года полтора назад.

— Примов бывал у вас?

— Бывал.

— Как вел себя? Дружелюбно разговаривал с вашим мужем? Может, грозил?

— Вы поговорите с ним, поймете, что это за человек. Если ему чего-нибудь нужно, то он любой спектакль разыграет. Уж я-то разбираюсь в людях.

— Когда вы последний раз видели его?

— На прошлой неделе.

— Он ничего не говорил вам?

— Нет.

Панченко немного помолчал, затем приступил к главному вопросу, от которого, по его мнению, зависело дальнейшее следствие.

— У вашего мужа были с собой деньги?

— Были.

— Много?

— Рубля три.

В пиджаке Каримова было обнаружено четыреста рублей. Откуда у него взялась такая сумма?

Панченко решил пока не говорить женщине о деньгах, найденных у ее мужа.

— Я еще зайду к вам.

— Заходи, заходи. Ты сейчас куда?

— К Примову.

— Арестуйте его, арестуйте.

Панченко вышел.

Оказавшись на улице, попытался поставить себя на место Примова и неожиданно пришел к выводу, что Примов не мог совершить преступления, хотя кроме него пока не было лиц, которых можно было бы подозревать в убийстве и грабеже.

Примов волновался.

Это был высокий сухощавый старик лет семидесяти с быстрыми молодыми глазами. Он часто потирал правой рукой сморщенную, будто гофрированную шею, застывал на мгновение, глядя перед собой.

Панченко снова был на своем коньке. Он уверенно задавал вопросы, иногда ходил по комнате, иногда сидел напротив Примова, иногда стоял перед ним, широко расставив длинные ноги или скрестив руки на груди.

Примов жил в небольшом глинобитном домике на окраине города. Детей у него не было, жена умерла в конце прошлого года.

— Что вы делали сегодня ночью?

— Спал.

— У вас есть свидетели?

— Какие свидетели?

— Которые бы подтвердили, что вы сегодня ночью спали?

— Бахрам, пожалуй, подтвердит.

— Сосед?

— Племянник.

— Где он сейчас?

— Уехал в Самарканд. Приезжал проведать меня.

— Вы вчера должны были дежурить?

— Должен, — ответил Примов.

— Почему не дежурили?

— Батыр попросил, сказал, что надо на базар. В Янгишахар.

— Зачем?

— За коровой.

— За какой коровой?

— За обыкновенной.

— Может быть, вы объясните, что это значит?

— Батыр накопил денег и хотел купить корову.

Панченко внутренне воспрял. Неужели так легко объяснялось то, что у Каримова в пиджаке оказались четыреста рублей?

— Значит, вы подменили Каримова, потому что он собирался поехать на базар? Так?

— Так.

— У него были деньги. Где он их взял?

— Я сказал: накопил. Может, занял? Не знаю.

— Куда вы собирались деть хлопковые семена?

— Какие хлопковые семена?

— Которые пытались украсть в колхозе.

— Известно — куда. Скотину кормить.

— Значит, вы пытались украсть в колхозе хлопковые семена?

— Было дело. Чего скрывать.

— Кто помешал вам?

— Каримов.

— Вы рассердились на него?

— Рассердился.

Старик почмокал губами, снова уставился перед собой. Вероятно, вспомнил, как Каримов поймал его с ворованными хлопковыми семенами.

Панченко весь напрягся — вот она, та минута, когда от его мастерства зависел исход поединка.

— Значит, вы рассердились?

— Рассердился, — повторил Примов.

— Сказали, что при случае отомстите?

— Злость подвела меня.