Обжалованию не подлежит - страница 14

— Эта злость и после не давала вам покоя?

— Не давала.

— Теперь все в порядке?

— Как?

Панченко подошел вплотную к Примову, проговорил жестким, отрывистым голосом:

— Бросьте притворяться, Примов. Рассказывайте!

Примов пожал плечами:

— О чем рассказывать?

— Не знаете?

— Подожди, подожди! Ты, наверное, думаешь, что я убил Батыра? Так, что ли?

— Наконец-то! — Панченко отошел от него, сел на табурет. — Рассказывайте!

Примов посмотрел перед собой остановившимися глазами, потом сказал тихо, с величайшей осторожностью:

— Ты, парень, того... в своем ли уме?

Панченко усмехнулся. Ему приходилось видеть всякое. Глупыми вопросами его не возьмешь.

— Собирайтесь!

— Куда?

— Поедете со мной в милицию.

— Ты, парень, может, действительно... рехнулся?

— Собирайтесь!

Вечерело.

На небе по-прежнему чернели тяжелые тучи. Дул резкий холодный ветер. Деревья тревожно шумели, разбрасывая вокруг жухлые листья.

«Что теперь делает Азимов? — подумал Панченко. — Надо бы сказать ему, чтобы он оставил кассира в покое. Впрочем, может быть, кассир действовал вместе с Примовым? Чем черт не шутит».

Примов шел впереди Панченко, ссутуля свои острые худые плечи, бормоча что-то.

Азимову везло меньше, чем Панченко. Он беседовал с Аралом Байкабуловым уже больше часа, однако еще не нашел ни одного сто́ящего факта, который бы пролил свет на преступления, совершенные в колхозе.

Байкабулов, по всей вероятности, имел стопроцентное алиби, исключающее его участие и в убийстве, и в ограблении кассы.

Правда, он терялся, когда вопрос заходил о сумме, похищенной из сейфа. Поэтому Азимов думал, что часть денег, оставшихся после раздачи зарплаты колхозникам, перешла в его карман, часть досталась ночному грабителю.

Возможно даже, возвратился Азимов к вчерашней версии, что мужчина в кирзовых сапогах и был этим человеком.

У Голикова, участкового уполномоченного, разговор о человеке в кирзовых сапогах занял не более пяти минут. Вел этот разговор Иван Мороз.

— Разрешите мне заняться им, — предложил он. — Его надо проверить.

— Тебе? — удивился Азимов.

— Разреши, лейтенант, не пожалеешь, — сказал Голиков. — У Ивана точная хватка. Мы с ним немало подлецов вывели на чистую воду.

Азимов пожал плечами:

— Не знаю. Я, понимаете, сам на птичьих правах.

— Брось! — оборвал Голиков. — Ты работник уголовного розыска и твое рабочее место там, где ты находишься. С Лазизом встречался?

— Встречался, — с недоумением посмотрел Азимов на Голикова, не зная, чем объяснить такой переход.

— Встретишься еще раз, не вздумай ныть, как сейчас. Он из тебя отбивную сделает. В общем, не отказывайся от предложения Ивана. К его услугам прибегают многие наши товарищи. Я даже не знаю, что бы делал без него. Выиграешь, в общем.

«Выиграешь, — Азимов зябко поежился, будто стряхнул воспоминание, отвернулся от Байкабулова, угрюмо сидевшего за письменным столом. — Выиграю! Непременно выиграю! Иначе нельзя! Кто же ты такой, Нос?

Звали этого человека Носом все — взрослые и малые. Причем, к этому прозвищу до того привыкли, что никто из колхозников ни разу даже не поинтересовался, были ли у него вообще имя и фамилия.

— Вы часто встречаетесь с этим человеком?

Азимов задал очередной вопрос Байкабулову только потому, что других вопросов у него не было, беседу же нужно было продолжать, так как он чувствовал, что находится на правильном пути.

Байкабулов потянулся к графину с водой:

— Часто? Как когда!

— Он не вызывал у вас никаких подозрений?

— Нет.

— Подумайте лучше.

— Я уже думал. — Байкабулов наполнил стакан, сделал два глотка, вытер тыльной стороной ладони рот. — Оставьте его в покое. Это безобидный человек. Мне кажется, вы зря потратите время, если будете искать преступников среди колхозников и рабочих колхоза.

— У вас есть и рабочие?

— Есть. Пришлые. Строят кутан.

— Загон для скота? Вы хорошо знаете этих людей?

— Я верю им.

— Это не причина для защиты.

— Полагаю, что вы немногого добьетесь, видя в людях только отрицательные стороны.

— Вас никто не подозревает, — покривил душой Азимов. — Мы, возможно, вели себя резко с вами лишь потому, что вы пытались что-то скрыть.

— Я ничего не скрываю.