Обжалованию не подлежит - страница 9

— Я не нужен тебе, Ульмас Рашидович?

— Гришина оставляешь?

— Разумеется.

— В таком случае, до завтра.

— Будь здоров.

Прокурор вышел.

Зафар посмотрел на работников отдела, сидевших у стены, поставил локти на стол, сдавил ладонями виски.

— Джахан?

Шадиев быстро поднялся, вытянул руки по швам.

— Преступники, судя по всему, уехали на машине.

— Преступники?

— Один, очевидно, не мог совершить два преступления: убить сторожа и ограбить кассу.

— Надо быть последовательным, Джахан. Итак, почему вы считаете, что преступники уехали на машине?

Зафар особо выделил слово «преступники», будто принял версию Шадиева и решил выверить ее.

Шадиев благодарно кивнул, однако остался недоволен собой. Действительно, последовательности в его словах не было. В самом деле, почему он так уверенно заявил, что это преступление не мог совершить один человек? Почему тут же отступил, причем, не имея для этого никаких оснований? Собственно, у него не было никаких оснований заявить, что преступление не мог совершить один человек.

— Следы преступников теряются на шоссе, — сказал Джахан.

— Это еще ничего не значит, — возразил Зафар. — Преступники могли пешком дойти по шоссе до станции и уехать поездом. Любым, заметь: пассажирским или товарным. Тарас!

Панченко давно работал в ОУР и считал, что необязательно всегда подчеркивать субординацию, к тому же сам начальник ОУР сегодня вел себя по-домашнему: обращался ко всем по имени.

— Нужно проверить Примова и Байкабулова.

— Ты думаешь, что они могли совершить убийство?

— Колхозники считают, что могли. Значит, нужно проверить.

— Это еще ничего не значит, — повторил Зафар. — У тебя все?

Панченко секунду-другую колебался, не решаясь высказать то, что тревожило его, потом сообщил о мужчине в кирзовых сапогах и о своем отношении к нему.

— Выходит, он тоже может совершить убийство?

— Я считаю, что его тоже нужно проверить, — сказал Панченко.

— Смотри, не наделай глупостей. Мы не имеем права ошибаться. Мужчина может оказаться честным человеком... Слава?

Цой пожал плечами:

— Я сегодня вечером предоставлю вам отпечатки пальцев. У меня пока нет никаких предложений.

— Тимур?

Азимов встал и вытянулся.

— Я, к сожалению, ничем не могу порадовать вас, Ульмас Рашидович. Если вы разрешите, то я встречусь с кассиром. Мне кажется, что он может направить на правильный след.

— Да? — прищурился Зафар.

— Да.

Азимов не ответил бы, почему он так неожиданно «переметнулся» на сторону Панченко и решил, что кассир может навести работников милиции на правильный след. Очевидно, действовали какие-то подспудные пружины, или, может, приходил опыт?

— Хорошо, Тимур. Действуй.

— Спасибо, Ульмас Рашидович.

— Не спеши.

— Ясно, — сказал Азимов. Он был благодарен Зафару.

Зафар между тем продолжал совещание.

— Тарас, тебе, очевидно, придется заняться Примовым. — Он снова смотрел на Панченко. — Возможно, все-таки у колхозников есть основания подозревать его и Байкабулова. Заодно присмотрись и к человеку в кирзовых сапогах. Впрочем, как хочешь.

— Есть, — сказал Панченко.

— Джахан, ты свободен.

Шадиев поднялся.

— Может быть, я еще раз попробую пустить своего Рекса по следу?

— Мне думается, не нужно. По-моему, Рекс последовательней нас.

Зафар сказал это без тени юмора в голосе. Шадиев слегка подался вперед, не зная, как вести себя дальше, потом, увидев в глазах Зафара смех, хлопнул Цоя по плечу и, ничего не говоря, вышел из кабинета.

— Ну-ну, рассказывай!

— Что рассказывать, отец? У меня все в порядке. Работаю в уголовном розыске. У вашего спасителя — Якуба Розыкова.

— Почему, сынок, ты так долго не писал нам? Нехорошо.

Назар-бобо поставил на хантахту — низенький столик — пиалу с чаем, откинулся на подушки и долго сидел молча, глядя перед собой прищуренными глазами.

Тимур притих. Он знал, если отец вот так откинется на подушки и уставится в одну точку, то его нельзя беспокоить. Лучше встать и уйти или заняться чем-нибудь, что не отвлекало бы его от неожиданных дум, которые никто никогда в доме не смел прерывать. Так, по крайней мере, считал Тимур.

— Надо бы почаще писать, сынок.

— Виноват, отец.

— Виноват!

Назар-бобо снова умолк.