Ода чуждых земель - страница 15
Я колеблюсь на секунду, прежде чем собраться.
— Это так.
— Но не должна была, — произносит другой.
Я и забыла, что эти дети действуют, словно единое целое. Как один, они оборачиваются, наблюдая за мной настороженно, пока я приближаюсь к ним. Дес встает передо мной, отчего несколько детей начинают на него шипеть.
— Хоть один из вас тронет мою пару, как в последний раз, — говорит он поверх их шипения, — и я изгоню вас.
На удивление угроза срабатывает, и они замолкают. Я смотрю на Деса, когда тот отходит в сторону. Запугивать детей, даже месячных, совсем неправильно. Он поворачивает голову ко мне со стальным взглядом.
Хорошо. Изгнание, так изгнание.
Дети одновременно с опаской наблюдают за Десом и проницательно изучают меня.
Я приседаю перед близко стоящим ребенком, девочкой с огненно-рыжими волосами, и изучаю ее черты. Ни рожков, ни когтей, ни суженных зрачков. Она не похожа на Карнона, есть только клыки, которые она должна использовать, чтобы пить кровь.
— Рабы живут в изгнании, — говорит она, пока я осматриваю ее.
Рабы, официальная классификация большинства людей, живущих в Потустороннем мире.
Слышали когда-нибудь истории о том, что человеческих детей подменивали на фей? Задавались ли вопросом, что случилось со всеми этими похищенными детьми. Рабство, вот что с ними случилось.
Некоторое время назад Царство Ночи признало такую практику незаконной, но в других королевствах это все еще разрешено.
— Почему ты так говоришь? — спрашиваю я девочку, пытаясь скрыть свой испуг.
— Они — грязные, слабые и уродливые, — произносит мальчик рядом с ней.
Я резко осознаю, что для детей я — одна из рабынь, которых они принижают.
Краем глаза в углах комнаты я вижу тонкие, скручивающиеся тени — явный признак растущего гнева Деса.
Заостряю свое внимание на мальчике.
— Кто сказал тебе такое?
— Отец, — отвечает тот. Его губы растягиваются в небольшую, утаивающую что-то улыбку.
— Он идет за тобой.
Я выпрямляюсь, делая шаг назад и не отводя глаз от мальчика, и чувствую, как кровь начинает стучать в ушах.
Это всего лишь слова. Они ничего не значат.
Но нутром я чувствую, что это не так. Как и мои инстинкты. Как и внутренний голос у меня в голове. Все они говорят об этом с тех пор, как я проснулась из-за кошмара: это еще не конец.
Я чувствую руку Деса на животе, нежно отодвигающую меня в сторону от детей. Потрясенная, я поддаюсь ему, все это время смотря на мальчика. Он и остальные дети провожают нас взглядом, и четко понимаю, что они следят за мной, как хищники за добычей. Я все-таки отворачиваюсь от мальчика, направляясь к выходу.
Я не могу остановить дрожь. Как же абсурдно, что ребенок может так меня напугать.
Мы с Десом доходим до двери, когда я слышу позади голос мальчика:
— Настали темные времена.
Крылья напрягаются, расправляясь, и слава богам, во дворце полно широких дверей, иначе я бы с трудом выбиралась из комнаты. Как только дверь закрывается позади меня, я тяжело вздыхаю. Откуда мальчик мог знать эту фразу? Ее же я слышала нашептанную в воздухе, когда приходила к спящим женщинам несколько недель назад.
— Карнон мертв, — напоминает Дес.
Я киваю.
— Знаю. — И затем провожу рукой по рту.
Страх не утихает. Он растет. Дело в том, что я не приходила к детям, потому что боялась, что Карнон жив. Я пришла сюда по другой причине.
— У всех фей Фауны животные черты? — спрашиваю я, когда мы покидаем ясли. У моих тюремщиков были. Как и у Карнона. Как и у несчастного посланника Фауны, которого я видела вчера.
Дес останавливается.
— У большинства.
— А у детей Карнона? — говорю я. — Могут ли они перенять его черты?
Торговец сжимает губы.
— По крайней мере, некоторые из них точно.
— Эти дети ничем на него не похожи, — констатирую я.
По выражению Деса я понимаю, что он приходит к такому же заключению, что и я…
Карнон не их отец.
ГЛАВА 7
Карнон не является их отцом.
Карнон не их отец.
Но… как? Он был тем, кто заключал женщин в темницы и насиловал их.
Подле меня Дес двинулся с места, будто этот раскрытый секрет ничего не меняет.
И тут до меня доходит…
— Ты знал, — обвиняю я его, пока мы идем вдоль коридоров дворца. Вместо того, чтобы выглядеть удивленным, виновным или стыдливым из-за моего обвинения, вместо всех этих нормальных реакций, он оценивает меня типичным пофигистическим взглядом.