Одинокий друг одиноких - страница 11
…Но страшнее всех картинка самая первая: меня оставляют. Удаляются уводимые в неизвестность двоюродный брат и сестра… Спина и вполоборота лицо уходящей мамы… Чужое вокруг все, незнакомое, все сереет, ужас беспомощного одиночества, предательство бытия..
Знаю теперь — это переживание не сверхобычно, не уникально нисколько. Травму первоодиночества получает каждый малыш, впервые на неопределенное для него время (для маленького и полчаса — вечность) внезапно оставляемый в резко чужой обстановке — да, каждый, даже предупреждаемый заранее.
Удар, сравнимый с ядерной бомбежкой, наносится по древнейшей психогенетической программе ребенка, предусматривающей возможность его выживания в первые годы жизни только в среде своих — в семье или в разновозрастной стае родственников, достаточно малочисленных и постоянных, чтобы всех их, еще не отрываясь от матери, запомнить в лицо. Так многие миллионы лет было в Природе, такими нас сделала история нашего вида, теперь инстинкты, и надо их знать и чтить.
У очень многих детей, как у меня, безумный ужас первооставленности становится главной закладкой, основой всех последующих страхов, зависимостей и депрессий, всего недоверия к жизни и к себе. Бездна одиночества, однажды разверзшаяся, не сомкнётся — только прикроется придорожными кустиками…
…Мой сын Максим, возвратившись из армии, признался мне как-то: «Никакая армия не сравнится с жестокостью детского сада. В армии и при самом свирепом начальстве и самой злой дедовщине у тебя есть какие-то малюсенькие права и способы за себя постоять. Уже что-то знаешь и умеешь, какой-то опыт работает.
И люди вокруг не все гады. А в садике ты домашний зверек, попавший вдруг в джунгли. Озираешься среди незнакомых опасных тварей, и нет слов, чтобы тебя поняли…
Детский сад среднесоветского образца, как и армию, он прошел по полной. Мальчик самоуглубленный, медлительный, с богатым воображением, среди сверстников чувствовал себя как гусенок в стае мартышек.
Такому ребенку достаточно двух минут, чтобы в любой детской компашке получить статус отверженного одиночки, омеги — изгоя, белой вороны, козла отпущения.
Сразу видать такого, одного или двух, в каждой группе и классе, на каждом сборище: маленький Одиночка либо в полном игноре тихо сидит в сторонке, либо подвергается тычкам, издевательствам и насмешкам.
И никто от этого не спасет, не прикроет, не защитит даже самые добрые и искусные воспитатели. Почему? Потому что пространство взаимодействия внутри детской группы для взрослых практически недоступно: у детского сообщества своя система сигнализации, своя жесткая иерархия, свой закрытый мирок, свое МЫ, выстраиваемое внутри себя по своим законам.
Вмешаться в судьбу приговоренного к травле — собственным характером прежде и более всего приговоренного, собственным складом души! — не дано никому. Все будет продолжаться и усугубляться, пока травимый изгой не изменится сам. Или повезет; какой-нибудь ангел-спасатель на том же уровне, внутри группы, станет мостиком между Беззащитным-Тобой и Страшным-Чужим, как это и вышло у моего Макса, когда с ним задружил бойкий сангвиник Кирилл, симпатяга с незаурядным социальным талантом, и они быстро образовали дуэт двух обоюдных лидерств: интеллектуального и общественно-делового…
Что все-таки могут делать взрослые, если их ребенок — отверженный одиночка?