Одиссея Троглодита - страница 4
– С Новым годом. А ты чего здесь делаешь? – удивилась Ирина.
– Да мать телеграмму прислала – что-то там у них случилось… Сейчас звонить буду, – он вздохнул.
– Слушай! – Ирина оживилась. – А ты долго здесь пробудешь?
– Час-полтора, – Сашка пожал плечами. – Пока звонок дадут. Межгород же…
– Будь другом, – она умоляюще посмотрела на него, – отпусти меня на часок. Я домой сбегаю, подарок под ёлку положу.
– Беги! – Сашка улыбнулся понимающе. – Да не торопись, а то упадёшь, ногу сломаешь, а мне с тобой возиться придётся.
В квартире было темно и тихо. Пахло мандаринами. Стараясь не шуметь, Ирина пристроила под ёлку пакет с подарком – фирменными джинсами, купленными втридорога у фарцовщиков, и повернулась к двери.
Что её заставило заглянуть в спальню? Она не знала. Потом она много думала об этом и каждый раз в глубине души понимала: как хорошо было бы, если б она тогда просто вышла из квартиры и отправилась на работу. Как хорошо было бы, если б по пути домой в ту ночь она действительно сломала ногу. Как хорошо было бы, если б Сашка Ивлев праздновал свой Новый год дома и никуда не звонил…
Через четверть часа она стояла на улице, а в душе мела ледяная беспросветная вьюга. В эти пятнадцать минут она лишилась двух самых близких людей: мужа и единственной подруги Милочки, с которой дружила с семи лет…
Она сожгла все мосты. В месяц уволилась с работы, обменяла свою комнату в коммуналке, где родилась, выросла и жила до встречи с мужем, на комнату в Одессе. Главврач долго уговаривал её, даже предлагал повышение, но Ирина твёрдо стояла на своём. Когда она принимала решение, её было не остановить.
Никто и не собирался её останавливать…
На работе она сказала, что переезжает в Свердловск, и главврач долго удивлялся, почему она не хочет увольняться переводом, а подала заявление «по собственному желанию». Ирина не желала, чтобы коллеги знали, куда на самом деле она переезжает. Она хотела оборвать все концы, чтобы найти её было невозможно.
Никто и не собирался её искать…
…Скандал на кухне разгорался. Мадам Эпельман завывала, как бензопила. Ирина поморщилась от нараставшей мигрени и нашарила тапочки. Надо пойти узнать, что всё-таки случилось…
Все соседи были на кухне. Они стояли полукругом вокруг чугунной плиты, где хозяйки готовили еду. Ирина протиснулась вперёд.
– Ой, вэй! Когда в этом доме будет, наконец, покой? Когда, наконец, закончится этот халоймес? Когда трудящийся человек будет защищён от бандитского произвола? Когда, я вас спрашиваю?!
Мадам Эпельман возвышалась над плитой, угрожающе потрясая скалкой над головой ободранного полосатого кота.
Двумя лапами кот обнимал кусок мяса и, прижав к голове рваные уши, с урчанием вгрызался в него. Когда скалка приближалась, он закрывал глаза, вжимался в чугунную решётку, но попыток удрать не делал.
– Что случилось? – спросила Ирина, поскольку остальные жильцы как-то странно молчали.
– Троглодит! – возопила мадам Эпельман. – Он снова здесь! Куда его только не отвозили. Таки в последний раз это была Индия! Ви представляете, мадам Орлова?! Миша отвёз его в Индию! Три года мы жили в покое, шоб нам жить так и дальше… И вот он опять здесь!
Ирина подошла к плите и протянула руку. Кот весь съёжился, но мясо не отпустил.
– Осторожно, мадам Орлова! Это дикая и злобная тварь! Его осталось только удавить! Другого способа избавиться от гнусной скотины я не вижу!
Рука коснулась редкого, с проплешинами меха. Ирине показалось, что она трогает облезлую кроличью шапку, в которую завёрнуты грабли. Под шерстью на коже ощущались какие-то струпья. Лихорадочно дрожа, кот заглотил последний кусок и прижался к плите, ожидая расправы.
Ирина погладила его по голове, между рваных ушей.
– Как тебя зовут? – спросила она тихо.
– Троглодит, – отозвался кто-то из жильцов.
Кот взглянул ей в глаза. Разве может быть столько тоски и безысходности в кошачьем взгляде? Разве у животных бывает душевная боль?
– Барсик, – сквозь слёзы, внезапно набежавшие на глаза, Ирина улыбнулась коту, – хочешь жить со мной?
Всё так же глядя ей прямо в душу, кот, подволакивая заднюю ногу, подошёл к краю плиты и вдруг запрыгнул Ирине на грудь, мягко обняв лапами за шею. Он был лёгкий, почти невесомый. Ирина вновь провела ладонью по облезлому боку, чувствуя пальцами каждую косточку, словно гладила скелет.