Однажды в Калифорнии - страница 51

– Садись, – Серхио втолкнул её в машину и, обойдя капот, сел с другой стороны. Молча завёл мотор и, только когда машина выбралась на прямую трассу, уверенный в том, что Дженнифер не попытается выпрыгнуть, заговорил: – Что это было? Он тебя заставил, или ты сама хотела?

Дженнифер промолчала.

– Знаешь, Дженнифер, до сих пор ты ни разу мне не отсосала. Только однажды, и хотя это было круто, мне не показалось, что ты довольна.

Дженнифер молчала.

– Из чего я делаю вывод… Что он тебя всё-таки заставил.

– Ты это всё придумал там, пока твой кулак летел к его голове?

– Нет. Это я пытаюсь тебя оправдать. Потому что мне сложно будет продолжать что-то между нами, если ты в самом деле этого хотела. Помолчи и дай сказать. Я понимаю, что это Америка. Я понимаю, что ты привыкла, что никого не волнует, что ты творишь. Но я играю в другую игру. Это мне не интересно.

Дженнифер обмякла и со вздохом сползла по сиденью, так что голова упала на спинку.

– У нас с ним ничего нет, – сказала она тихо и спокойно. Потом посмотрела на Серхио. – Но это не значит, что я тебе что-то обещаю. Мы ничего друг другу не должны.

– Если у тебя с ним ничего нет, – спросил Серхио, пропуская вторую часть фразы мимо ушей, – то что случилось только что?

Дженнифер сложила руки на груди, отвернулась и закусила заусенец на большом пальце.

– Я не понимаю, ответь.

– Нечего отвечать!

– Почему ты позволяешь ему так с тобой обращаться? Так с тобой говорить? Так с тобой поступать?

Дженнифер молчала. Серхио тоже не знал, о чём ещё можно спросить. Он затормозил и, бросив машину во дворе, вышел и направился к дому.

Дженнифер нагнала его у самой двери и, рванув в сторону, прижала спиной к стене.

– Прости, – прошептала она и, скользнув вниз, коснулась щекой промежности мексиканца.

– Да пошла ты, – выдохнул Серхио и, оттолкнув её, скрылся в дверях.

Той ночью впервые за три дня Дженнифер легла спать одна.

Спала Дженнифер плохо. Образы, мелькавшие в голове, были отрывочными, но среди них было много блондинок с крутыми бёдрами, которых Дженнифер когда-то знала – правда, ни одну она не помнила по имени.

Проснувшись, она долго лежала в темноте, пытаясь расставить события прошлого и настоящего по местам.

Блондинки появились в их жизни почти сразу после переезда в Лос-Анджелес. Дженнифер успешно прошла в не слишком знаменитый колледж в Нью-Йорке, где планировала изучать историю искусств и театральное мастерство. Джеймс не прошёл никуда.

Дженнифер уже не помнила, кто из них сказал, что они должны оставаться вместе. С одинаковым успехом это мог быть и Джеймс – который в последний год вообще не давал Дженнифер отходить от себя – и сама Дженнифер, которая, если уж говорить начистоту, абсолютно не стремилась от Джеймса отходить.

У них никогда не было безоблачных отношений. Для Джеймса много значило мнение друзей и его собственное «хочу». Дженнифер хотела, чтобы у них были отношения, а не просто дружба, которая перемежается трахом в подсобках. Она давно уже перестала думать о том, насколько неправильно начались эти отношения, и какими неправильными они должны были казаться со стороны. С Джеймсом было хорошо. С Джеймсом она чувствовала себя защищённой. Джеймс был частью её жизни, если даже не всей жизнью. За всё время, пока они учились, Дженнифер ни разу не привлекали другие парни – только Джеймс. Поначалу она думала, что это может быть от того, что её не привлекают парни вообще – но потом думать перестала и решила, что просто хочет, чтобы Джеймса в её жизни было больше.

Дженнифер нравилось делать Джеймсу приятное. Денег на подарки у неё не было, но, если Джеймс пропускал занятия, Дженнифер делала за него домашнее задание. Впрочем, если не пропускал – тоже, потому что тогда Джеймс мог улыбнуться, взъерошить её волосы и поцеловать в висок. В остальное время Джеймс лишних поцелуев не любил – только в губы, когда обоим было уже невмоготу. Объятий он не любил тоже, если рука его при этом не могла оказаться у Дженнифер на заднице.

Зато Джеймс любил, когда Дженнифер прятала булочку, которую давали ей на ужин, и отдавала её Джеймсу на утро. Сам он никогда не просил – но всегда радовался, когда эта булочка вдруг оказывалась у него.