Одноразовые чувства - страница 11

Она повела меня в деревню, где обосновалась русскоязычная группа из интернациональной общины натуралов. На входе стояли ворота с контрольно-пропускным пунктом. Толстый грек сидел под тенью соломенного зонтика и читал газету. Олеся что-то сказала ему по-гречески, тот кивнул и снова вернулся к чтению.

– Какая мощная охрана, – заметил я. – Без подкрепления не прорвёшься.

– Прибереги остроты для Зверя, – ответила Олеся, но при этом улыбаясь.

– Они у меня не лимитированы. И вообще, у него имя-то есть? Как мне к нему обращаться?

– Его зовут Паша, но это для своих. Для остальных он Зверь. Так и обращайся.

– Ясно.

На первый взгляд жизнь в Матале ничем не отличалась от жизни синтетиков в прочих деревнях. Люди как люди. Ведут себя так же, едят, дышат, ходят под одним небом. Разницы никакой, если не копать глубже. У натуралов были души. Те самые, которые мы надёжно заперли в глубинах своих тел. И каждая новая принятая пластина – очередной замок на темнице, где обитала наша душа.

Я размышлял, не поделиться ли своей философской теорией с Олесей, но очень быстро мы пришли к зданию из красного кирпича – резиденции лидеров общины.

– Я подожду тебя здесь, – сказала Олеся. – Удачи.

Через минуту меня провели в задымлённый кабинет. За столом сидел человек с курительной трубкой в зубах. Увидев меня, он встал и поприветствовал кивком. Внешне Зверь не вызывал никакого страха. Ещё одно лицо в толпе, неприметная фигура офисного планктона. Сардина, неразличимая в общей массе косяка из миллиона рыбьих тел. Но в одном его можно было назвать исключительным – он плавал на самой поверхности.

– Стало быть, ты Иван? – Не дожидаясь ответа, он продолжил. – Зоя сказала, что ты считаешь себя уникальной фальшивкой и жаждешь влиться в наши ряды. Похвальное стремление, но чем ты намерен удивить меня?

– Удивить?

– Ну да. Про твой естественный юмор я в курсе, но мне нужно нечто большее. – Он ударил кулаком по воздуху и уселся на диван. – Что-нибудь более полезное для общества. Шутов у нас и так хватает.

– Э-м-м… – Я вытащил из кармана сложенный лист бумаги. – Зоя поведала вам о моём увлечении? Я художник и поэт…

– Как в песне Никольского? Она поведала. Как и то, что ты утратил творческие способности, перестав стимулировать их пластинами.

– До вчерашнего вечера так и было. – Я подошёл ближе и протянул ему лист.

– Что это? – Зверь взял его с неким пренебрежением и развернул.

Чтение заняло секунд десять.

– Недурно. И что я должен с этим делать?

– Ничего. Это показатель того, что мне удалось вернуть утраченные чувства. – Я забрал лист и положил в карман.

– Какие ещё чувства?

– Вдохновение.

Зверь картинно загоготал и замахал руками:

– Парень, не смеши. Меня не интересует твоя способность рифмовать слова, даже если ты смог вернуть её после пластинной зависимости.

Я почувствовал, что начинаю злиться. Уж это ощущение редко у кого пропадает.

– Тогда что же вас интересует?

– Я сказал – нечто более практичное. – Зверь подскочил, приблизился ко мне почти вплотную и тихо спросил: – Что ещё, помимо шуток и стихоплётства, ты способен делать без пластин? А?

Инстинктивно я попятился назад, освобождая для себя толику личного пространства. Он решил прижать меня к стене? Рассчитывал, что я пришёл к нему на встречу с одной несчастной парой на руках? Без джокера?

– Любить, – ответил я.

Глазёнки Зверя сузились. Он выглядел удивлённым.

– Хочешь сказать, ты никогда не пользовался…

– Никогда.

Он снова улыбнулся, стряхнув с лица шелуху удивления.

– Берёг себя на выданье, как в старые добрые времена? Ха.

– Берёг возможность испытывать самое прекрасное из чувств, которыми нас наделил Бог, – пояснил я. – Испытывать иррационально, необъяснимо, а не по расписанию собственной прихоти.

– Хм, забавно.

Зверь подошёл к бару и достал оттуда бутылку коньяка.

– Выпить не желаешь? – спросил он. – Зачастую это помогает влюбиться.

Я решил, что негоже отказывать лидеру общины, в которую намереваешься влиться. Пусть и временно.

– Тебе нравится Олеся? – спросил Зверь, смакуя многолетний коньяк.

– Милая девушка. Не испачканная реальностью.

– О да, она по-прежнему верит в светлое будущее и мир без фальши. Ты тоже?