Одолень-трава - страница 21

стр.

Неожиданно расхохотавшись, денди нажал кнопку магнитофона, и прозрачная, прохладная мелодия полилась из стереодинамиков. Он включил зажигание, машина плавно двинулась с места и приостановилась у поворота направо, на 1-ю Тверскую-Ямскую. Пробки здесь уже не было, машины летели на полной скорости, все стекла в них были опущены, и в салонах взвихрялись взбодренные скоростью воздушные потоки.

Не трогаясь с места, мужчина обхватил обеими руками руль и улегся на него, вглядываясь в проезжающие мимо автомобили. Он что-то еле слышно нашептывал, злорадно улыбаясь одними губами. Улыбка у него была неприятная, а глаза пустые и холодные. Наконец, взгляд незнакомца остановился на пожилом и, видно, очень уставшем водителе серой «Волги»… и тут что-то произошло.

Пожилой водитель вместо тормоза случайно нажал на газ и врезался в отходивший от остановки троллейбус. А водитель зеленого «Запорожца», едущий вслед за «Волгой», чтобы избежать столкновения, резко крутанул руль вправо и, вылетев на тротуар, вломился прямо в стеклянную витрину «Школьника». Визг тормозов, крики и звон бьющегося стекла огласили всю улицу. К месту происшествия со всех ног бежал постовой, послышалось: «Врача скорее, вызывайте „Скорую“!»

А молодой человек, удовлетворенно кивнув, мгновенно вырулил перед замершим потоком машин в крайний левый ряд, прибавил скорость и сгинул… Номеров на его машине не было.

* * *

Тверской бульвар изнывал от жары, но деревья его, поникшие от нещадного Солнца, все же давали немного прохлады и тени.

На скамеечке у центральной аллеи примостился, закинув ногу на ногу, спортивного вида старик лет под семьдесят в кроссовках и модной майке. На лоб у него была низко надвинута сетчатая кепочка с длинным козырьком. Прикрыв глаза, он глядел на прохожих, на суетливо чирикавших воробьев у скамейки напротив, где энергичная бабушка с маленьким внуком кормила их свежей булкой. Поджарый старик сцепил ладони на животе и, выстукивая ритм подушечками пальцев, высвистывал какой-то марш, вытянув дудочкой тонкие бескровные губы.

К театрам, расположившимся по обе стороны бульвара, уже стягивалась нарядная публика, хотя было еще совсем светло, и сумерки даже не думали подбираться к Москве.

Вот мимо скамеек прошествовали иностранцы, свежевымытые и беспечные, обремененные из всех мыслимых на земле забот лишь своими сверхчувствительными фотоаппаратами… Прощебетала стайка причудливо одетых юных созданий, что явно выпорхнула из подъезда театрального института, расположенного неподалеку — в Собиновском переулке. На девицах были немыслимые разномастные шляпки, все были очень стройненькие, раскованные и смешливые, и все шалили и валяли дурака, несмотря на жару. Единственный в стайке юноша вдруг выступил из девичьей компании, остановился посреди аллеи, и, сдвинув шляпу на затылок, одарил бульвар звучанием своего сильного и волнующего голоса.

«Паду-у ли я стрелой пронзе-е-нны-ый…» — послышалось в самом центре Москвы. Звонким хохотом сопроводили спутницы его вдохновенное соло. Казалось, даже зной немного ослабел, щадя веселую, полную молодых, свежих сил ватагу студентов…

Спортивный старик в кепочке, сидящий как раз напротив и наблюдавший эту сценку, хрустнув суставами, крепко сжал пальцы, приподнял набрякшие от зноя веки и встретился взглядом с юным тенором, распевающим арию Ленского посреди Тверского бульвара.

Юноша внезапно осекся, будто подавился звуком собственного голоса, пошатнулся, как от удара, и в растерянности уставился на хохочущих однокурсниц, которые принялись тормошить его и требовать продолжения. Видимо, наш Ленский попытался выполнить их настырные просьбы, но издал лишь какой-то нелепый квохчущий звук, от которого девицы прямо-таки за животики похватались. Он же, встревоженный и разозленный, надвинул шляпу на лоб, грубо оттолкнул ближайшую из подруг и, круто развернувшись, направился к переходу, выводящему с бульвара прямо к мрачной громадине нового МХАТа.

Сухощавый старик, неспешно поднявшись, последовал за ним, распугав голубей, слетевшихся к ногам хлебосольной старушки. А ее карапуз отчего-то страшно испугался взгляда белесых, пронзительных глаз человека в кепке… Тяжело и не по-детски неуклюже плюхнулся он на землю, — наверное, подвернул ножку, огласив Тверской отчаянным ревом.