Огонь Черных лилий - страница 5

— Опять эта мелодия… Черт, — он остановился и огляделся, электромобиль из чьих окон донеслось пронзительное скрипичное страдание, промчавшись мимо, унеслось вдаль.

— И ездят же в такой холод с открытыми окнами… Психи, — фраза обветренных губ и внезапная смена мысли, — Ясмин, я решил, что все еще страдаю и наслаждаюсь, — прошептал Винсент, всматриваясь в резкую серость утреннего неба, — Я соврал, это лишь агония моей души, я затягиваю, стараюсь продлить себе жизнь… Жаль, в этом механическом мире мне все безразлично, даже твой оргазм.

Через некоторое время он вошел в свой кабинет, легким движением скинул утепленную шинель с белым меховым воротом, под которой скрывалась темно-синяя форма: пиджак с высоким горлом, уходивший чуть ли не в пол и просторные синие штаны, небрежно заправленные в черные сапоги.

Винсент ухмыльнулся. Из всего окружающего его на рабочем месте, форма ему хотя бы нравилась. Именно из-за нее он поступил сюда на службу. Конечно же, проще было пойти под начало Ясмина, но, во-первых, белая форма главного штаба была ему не к лицу, он так искренне считал, а во-вторых, лишние пересуды были бы излишними.

С каким же трудом Ясмину удалось пристроить Винсента в министерство информации на одну из руководящих должностей. Он должен был быть благодарным, но Винсент ненавидел свою работу, не считая ее за таковую.

Сидеть и целыми днями ставить подпись на документах, протянутых в ожидании благоволения дрожащими руками. Как скучно… Винсент никогда не читал этих бумаг.

Он бесцельно просиживал время день за днем. А ведь кто-то в этот момент отчаянно боролся за жизнь и лучшую долю. А у него была и работа, и статус, и имя, и большие апартаменты, любезно предоставленные правительством. Но ничего своего, по сути, у него не было.

Винсент сел на дубовое кресло и закурил.

Курить в министерстве не дозволялось, но ему было решительно наплевать.

Он вытянул ноги на столе и откинул голову на спинку кресла.

Во рту клубился насыщенный и душный привкус ладана.

Сигареты с ладаном, что может быть ужаснее? Но сейчас только такие, ладан мешают с чаем, и получается почти табак, сильный запах убивает вкус. А сигареты — легкие…

Но людям стало безразлично.

Они научились выращивать искусственные органы: легкие, почки, сердце. Вот только с печенью и мозгом вышел какой-то косяк.

Винсент тихо рассмеялся.

Забавно. Забавно, что мозг и печень уникальны, это единственные органы, которым нельзя найти замену.

— Наверное, у людей там душа, — рассудил Винсент, внезапно его глаза из печальных стали лукавыми, — Правда мысль о том, что душа человека живет в ливере не слишком греет.

И тут же Винсент пришел к мысли, что души, пожалуй, и нет. Он уставился на пепельницу, где умирал окурок.

— Но раз души нет, что же так мучительно болит, — спросил он сам себя.

Его перебил телефонный звонок, словно схвативший своим мелодичным треском за самое сердце.

Винсент знал, кто звонит, поэтому, сняв трубку, он спокойно поприветствовал:

— Привет, Ясмин…

Что-то ответили.

— Да я догадался, кто же мне еще позвонит.

Накатила тоска.

— Я нормально.

Тоска стала сильнее.

— Скучал? Возможно. Здесь нельзя не скучать.

Тоска стала раскачиваться на натянутых нервах, сводя все мышцы единым спазмом.

— Что-то срочное?

Тоска вытворяла немыслимые пируэты, и нервы стали провисать, щипая глаза.

— Ничего особенного? Тогда зачем? А… Приказ…

Выстрел из одного слова добил несчастные нервы. Винсент готов был плакать.

— Хорошо, я приеду.

Он усыпил трубку, положив на рычаг.

— Бедный Ясмин, тебе опять приспичило, — сказал он сам себе, и, стукнув рукой по белизне листа, покоившемся на письменном столе, направился к вешалке.

Через каких-то десять минут он снова ехал в машине, но теперь уже в совсем другую сторону.

— Ясмин… ах, простите, главнокомандующий, — после получасового ожидания в приемной, Винсент все же вошел в кабинет и теперь старательно кланялся, иронизируя над старинным другом.

— Проходи, генерал Феникс, — Ясмин холодно поприветствовал товарища и жестом руки пригласил сесть на стул напротив своего письменного стола.

Винсент проигнорировал дозволительные пределы и бесцеремонно уселся на край стола, скидывая шинель на пол.