Огонь Черных лилий - страница 6

Ясмин остался равнодушным.

Белое и синее.

Как небо и земля далекой Арктики.

— Мне нужна твоя подпись, — произнес главнокомандующий своим низким голосом и поднял перед глазами бумагу с печатными буквами.

— Что это? — Винсент попытался заглянуть в текст.

— Указ, я вношу его на обсуждение в совет Пяти, чтобы он прошел мне нужны подписи.

— Как глупо…

— Таковы правила.

— Мы боролись против правил, а в итоге создали кучу своих.

— У тебя есть шанс сформулировать свои претензии на ежегодном форуме, твой статус позволяет.

— Смешно. Что за указ?

— Поддержание демографического положения.

— Путем?

— Ты знаешь сейчас рождаемость на нуле, города отравлены, вот наше наследство от старых империй животного страха.

— Путем? — чуть настойчивее повторил свой вопрос Винсент.

— Охранная политика. Запрет нетрадиционных союзов, — отчеканил Ясмин.

Винсент с секунду молчал, а потом разразился хохотом.

— Ясмин, ты сядешь в тюрьму? — спросил он, наконец, отсмеявшись.

— Нет, — его собеседник был невозмутим.

— Ясмин! — Винсент был преисполнен иронией, — Меня всегда поражало… ты издаешь указы, требуя строгого подчинения, а сам никогда им не следуешь. Они тебя не касаются. Помнишь, издав указ о запрете спасения раненых на поле боя, ты сам же его нарушил…

— Мне надо было тебя бросить? — Ясмин блеснул сталью своих глаз.

— Возможно, так было бы даже лучше. Я вообще жалею, что не подох маленьким, а ведь в «городах-помоинах» предоставлялось столько возможностей исчезнуть раз и навсегда. Гораздо труднее было умудриться выжить.

Винсент бросил печальный взгляд на невозмутимого собеседника и продолжал:

— Я искренне удивляюсь себе, я выживал при самых серьезных ранениях, когда врачи разводили руками. Просто поразительно.

— Феникс, — спокойно ответил Ясмин.

— И все же я забавляюсь от твоего цинизма. Хочешь запретить то, чем сам грешен. Комплексы… Зачем, Ясмин? Неужели ты не знаешь, запретный плод всегда слаще!? Да, людям будет труднее, но намного приятнее. Демография — бред, ты ничем не спасешь положение. Отрава в воде, отрава в воздухе, в земле, вот проблема. Причем здесь однополая любовь?

— Секс… — поправил его Ясмин.

— Ты хочешь и чувства инквизировать? Ты не бог. Ясмин, ты прекрасно знаешь, проституция процветает как рябина в «городах-помоинах» и срединных районах. Отнимешь у людей хлеб, отнимешь еду, и они умрут. Почему бы тебе тогда самому себя не казнить… Запрещай — не запрещай, ты не заставишь не любить, и не сможешь удержать голодных парней, готовых рискнуть всем за кусок лепешки. Они и так обречены упасть и разбиться, терпеть отвращение, но жить. К чему ты добавляешь груз к гире непосильных страданий?

— А может, я хочу проверить истинность их чувств. Отсеять мразей и похотливых тварей, подонков и негодяев, отчистить эти чувства. Наши с тобой чувства… только наши.

— Скажи, хоть какой-то закон когда-нибудь остановил негодяя?

— Винсенте, — Ясмин на свой манер произнес имя, прибавляя таинственное звуковое «э», — Я не создал ничего неестественного, я лишь закрепил общественную мораль, то, что и так витает в воздухе.

— Бред, я начинаю злиться. Разве не против морали овец мы бунтовали?

— Бунт окончен, Винсенте, мы победили и построили новый мир. Очнись, мальчик мой.

— Новый мир… это? — с презрением произнес Винсент, разводя руками, — Посмотри за окно, мир манекеновых толп и шеренг. Ты этого жаждал?

— Как бы то ни было, ты подпишешь, — Ясмин положил указ на стол и пододвинул к собеседнику.

— Нет, — крикнул тот и с силой ударил всей пятерней по листу.

Дежавю.

— Подпишешь, — одними губами произнес Ясмин и с превосходством посмотрел на Винсента.

— Никогда я не подпишу этот бред, — зло произнес тот, — Потому что закон для всех один, я верил в это и боролся за это, а ты выносишь себя за рамки…

— Ты так хочешь, чтобы я сел в тюрьму? — Ясмин подсел ближе к Винсенту.

Парень опустил глаза.

— Тогда и тебя посадят, Феникс, — продолжал шептать главнокомандующий, — Тебя будут пытать, твое тело подвергнут нечеловеческим мукам… Разве я могу это допустить?

Его пальцы в белых перчатках скользили по легкой ткани синей формы. Ясмин выписал на груди Винсента узор, и, дойдя до соска, чуть ущипнул его, легонько сжав пальцы.