Огонь и лёд - страница 9

— Не верю, — проворчал другой, помоложе. — Гоните его прочь. Это наверняка один из тех, драчунов.

— Нет-нет, — возразил старый и двинулся, шаркая босыми ногами, навстречу Симу. — Входи, мальчик, входи.

У него были добрые глаза — медленные глаза, совсем не такие, как у торопливых обитателей верхних пещер. Серые и очень спокойные.

— Чего тебе надобно, малыш?

Сим помолчал, понурив голову, не умея встретить этот мирный, ласковый взгляд.

— Я хочу жить, — прошептал он.

Старик тихонько рассмеялся и положил руку ему на плечо.

— Ты что, представитель какого-нибудь нового вида? Или ты заболел? — вопросил он Сима лишь наполовину серьёзно. — Почему не бежишь играть? Почему не готовишься к поре любви, брака и детей? Ты разве не знаешь, что завтра к вечеру будешь уже почти зрелым мужчиной? Разве не понимаешь, что жизнь слишком коротка и негоже тратить её на глупости?

Он умолк.

Пока он говорил, Сим жадно оглядывал пещеру.

— Разве не здесь мне место? — сказал он, уставившись на поблёскивавшие на столе инструменты.

— Конечно, нет! Никому здесь не место! — сурово молвил старик. — Но это просто чудо, что ты пришёл. У нас не было добровольцев из простых людей уже тысячу дней! Нам пришлось выводить своих собственных учёных, микроскопическую популяцию. Ты только пересчитай нас — шестеро! Шесть человек и трое детей. Разве не легион имя нам?

Старик сплюнул на каменный пол.

— Мы просим себе добровольцев, а люди орут: «Другого себе поищите!» и «Нам недосуг!». Знаешь, почему они так отвечают?

— Нет, — Сим даже вздрогнул.

— Потому что они заняты только собой. Да, они хотели бы жить подольше, но прекрасно понимают одну простую вещь: что бы они ни делали, их собственную жизнь это не продлит ни на мгновенье. Возможно, какие-то их будущие потомки проживут дольше — но они не готовы пожертвовать ради этого своей любовью и скоротечной юностью, ни единым восходом или закатом!

— Я это понимаю. — Сим опёрся о стол; рвения в нём не убавилось.

— Да неужели? — старик вперил в него невидящий взор, потом вздохнул и ласково похлопал по руке. — Ну, конечно, ты понимаешь. Но ты — редкость. В наше время это слишком самонадеянно — ждать от людей понимания.

Остальные сгрудились вокруг Сима и старика.

— Я — Динк. Завтра на моём месте будет Корт, а я уже умру. Ещё через ночь кто-то заменит Корта, а потом, наверное, наступит твой черёд — если будешь работать и верить. Но сначала я должен дать тебе шанс. Если хочешь, малыш, возвращайся к своим и играй. Ты ведь кого-то любишь, правда? Возвращайся к ней. Жизнь коротка. К чему думать о тех, кто ещё не родился? У тебя есть право на молодость. Если хочешь — уходи. Потому что если останешься, у тебя не будет времени ни на что, кроме работы, и старости, и смерти на всё той же работе. Но это хорошая работа. Итак?

Сим поглядел в тоннель. Где-то вдалеке, во тьме, пел и ревел ветер. Оттуда неслись запахи еды, и звук шагов, и смех молодых голосов — и всё это было хорошо. Он нетерпеливо тряхнул головой. Глаза его увлажнились.

— Я останусь, — твёрдо сказал он.

Прошли третий день и третья ночь. Настала четвёртая. Сим с головою нырнул в новую жизнь. Он много узнал о железном зерне на вершине горы. Ему рассказали о тех, изначальных зёрнах, которые называли кораблями и которые разбились о поверхность планеты; о том, как выжившие люди попрятались по расселинам скал, и закопались в землю, и стали быстро стареть. И в попытках выжить любой ценой позабыли всю науку. Знанию о механических вещах выжить было не суждено — не на этой неистовой планете. Здесь у людей было только СЕЙЧАС.

Вчера уже не имело никакого значения; зато завтра с безжалостным любопытством заглядывало в глаза. Каким-то образом радиация, ускорявшая старение, спровоцировала ещё и что-то вроде телепатии, позволявшей новорождённым поспешно поглощать впечатления и мудрость поколений. Память вида, неуклонно накапливаясь, сохранила образы иных времён.

— Почему мы не отправимся к тому кораблю на вершине горы? — спросил Сим.

— Слишком далеко. Нам понадобилась бы защита от солнца, — объяснил Динк.

— Вы пробовали сделать защиту?