Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1 - страница 46
Впереди показалась Сухаревская башня.
— Борис, а помнишь, как мы тогда остолбенели?
Местная достопримечательность перегораживала Садовое кольцо. С проезжей части проезд под башней не просматривался. Таким же узким был объезд. Неудивительно, что в тридцатые годы башню снесли — даже в этом времени здесь постоянно образовывались заторы. Не сберегли потомки такое чудо.
Сразу за башней красовался «Странноприимный дом Шереметьева». В другом мире он носил «грозное» имя «НИИ имени Склифосовского». Ильич в который раз оценил гармонию, потом передернул плечами — ему привиделись бетонные коробки института.
Борису эту площадь показал его троюродный брат Славка Егоров. Тот день тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года выдался знойным. Размеренные жарой и пивом, они сидели в скверике против института. Споро разделывая сушеную тараньку, Славка рассказывал, что где-то тут их общие предки держали мясную лавку. Из той родовой линии Борис знал только Егорова и немного помнил свою бабушку, урожденную Колотушкину.
Сейчас Федотову отчаянно захотелось пробежаться по округе и выспросить, где тут находится лавка Колотушкиных. Одновременно в душе поднимался протест: Борису казалось противоестественным увидеть совершенно незнакомых людей, зная, что для кого-то из них он внучатый племянник, а для кого-то и праправнук. От таких мыслей по спине пробежали мурашки. Вместе с тем, он был уверен, что он непременно побывает под Можайском, где в селе Вяземском сейчас проживает двенадцатилетний подросток, будущий георгиевский кавалер войны четырнадцатого года, Степан Гаврилович Федотов.
При въезде на «Высокий яузовский мост» переселенцы обомлели — до пасмурного горизонта простиралась равнинная одноэтажная Москва. Среди безбрежного моря домов и домишек возвышались купола великого множества церквей. Справа на линии горизонта угадывались башни Кремля.
— Борис, это и есть наша православная Русь!
Патетика в голосе Мишенина излишней не показалась. Федотов был зачарован. Такой же вид открылся ему в декабре две тысячи третьего. В тот день он стоял на берегу Туры, протекающей через центр Тюмени. Его тезка Борис Василевский с гордостью показывал ему свой город. На низком противоположенном берегу до горизонта ютились домишки. Было ощущение, что сквозь них в небо порастают строящиеся купола церквей.
В этот момент Федотов с необыкновенной ясностью осознал, сколь близки эти два мира, как один является естественным продолжением другого. В душе поднялась та же сумятица, что нахлынула на Сухаревской площади.
За мостом экипаж свернул к Рогожской заставе. По мере удаления от центра дома стали понемногу хиреть. По всем признакам они вновь приближались к окраине.
На площади, венчающей Рогожскую заставу, стоял гвалт. Многочисленные экипажи, от пролеток и розвальней до тяжелых грузовых телег, заполнили все пространство. Воздух был напоен запахами эпохи «гужевого транспорта».
— Куды прешь, а ну осади, — орал звероподобного вида кучер плюгавому мужичонке, безуспешно пытавшемуся развернуть свою телегу.
— Эй, Сидор, ты цену не сбивай, не то опять отдубасим.
— Прруу, проклятущая, куды тебя несет.
Рогожская площадь была биржей наемных экипажей самого разного свойства. Тут даже стояло несколько приличных карет. Баре и дельцы нанимали их для визитов. Рядом же стояли допотопного вида колымаги, в которых провожали покойников. Но в основном на этой площади нанимали тяжелые сани и телеги для перевозки больших грузов. Площадь славилось обилием питейных заведений. Из ближайшего вместе с клубами табачного дыма и крутого мата вывалила ватага пьяных оборванцев. Один, в котелке с оборванными полями, едва не угодил под копыта, вызвав гогот подельников.
— Сейчас на Рогожке лошадку попоим. Давай копейку, барин, пойло за счет седока, — сказал, повернувшись к Борису, кучер.
Федотов молча протянул Ивану медную монетку. Этот кучер, владелец довольно приличных саней, стал у переселенцев «штатным» извозчиком. Иван строго чтил предков. Предки же ему мудро предписывали деньги за проезд брать только по окончании поездки, но на текущие расходы брал по мере надобности. Точь-в-точь, как сформулировано в законе РФ о предоставлении услуг. Видимо, такой подход Иван считал признаком «хорошего тона», и отговорить его от «заветов предков» оказалось невозможно.