Охота - страница 32
— Пожалуйста, добавьте подробностей, — попросила я.
Малахи улыбнулась.
— Она… полна надежд. — Он повел плечом и, казалось, слегка смутился, обсуждая это. — И очень отличается от музыки Запределья.
Он рассказывал, что в Запределье все упорядочено и зарегламентировано.
— Тогда, что у вас за музыка? — Я улыбнулась ему. — Классическая музыка Барокко? Может, лиры? Золотые арфы?
— Паранормальные из Консульства не заморачиваются с инструментами, — ответила Эрида.
— Вы не делаете инструменты? — спросил Гэвин, зубами потянув креветку за хвост и выбрасывая ее в темноту через плечо.
— В инструментах нет необходимости, когда есть подготовленный голос, — сказал Малахи, бросая взгляд на Эриду. — Таковы традиции в нашем обществе.
— Что-то вроде капеллы? — спросила я.
— Да, — ответила Эрида. — Но в более сложном варианте, который не используется людьми.
— Десятки голосов, аккуратно и точно сплетающиеся на разных уровнях, — произнес Малахи. — Хорошо упорядоченные, как и большинство вещей в Запределье. Сложно сконструированная, каждая песня была подготовлена и исполнялась для особого случая.
Неудивительно, что он полюбит музыку восьмидесятых. Она не была «сложно сконструированной», и однозначно более эмоциональной и стихийной, чем музыка, которую он описывал.
— Исполните что-нибудь, — попросил Гэвин.
— Пожалуйста, — добавила Элеонора. — Я бы с удовольствием послушала.
Малахи посмотрел на Эриду, которая кивнула ему в ответ.
Я не могла сказать, с какого момента началась песня, только отметить, что она медленно нас окружала. Никаких слов, только мягкие переливы голосов, которые то словно танцевали друг с другом, то распадались на более высокие и низкие ноты, а затем сливались вновь. Мелодия была сложной, и даже несмотря на то, что исполнялась всего в два голоса, у меня по рукам побежали мурашки.
Когда они остановились, я поймала себя на том, что покачиваю головой. «Видимо, под действием остаточной магии», — догадалась я.
— Черт, — проговорил Гэвин, проводя рукой по голове. — Сильная вещь.
— О чем она была? — спросила я.
— Это рассказ о битве и храбрости, — ответила Эрида. — И о почетности потерь.
— Нет ничего почетного в потерях, — сказал Лиам.
— Возможно, в твоем мире так и есть, — ответила Эрида. — Наш мир был другим.
С их слов их мир воспринимался холодным и скованным. Это не оправдывало попытку Двора устроить переворот в нашем мире, но я могла понять, как стеснённо они чувствовали себя.
— Мы рассказали вам об одном из наших ритуалов, — произнес Малахи, взглянув на меня. — Расскажите нам о каком-нибудь из своих.
— Об одном из наших? Ты уже много лет живешь среди людей.
— Я много лет живу рядом с людьми, — сказал он, — но вне их общества и в том вместе, которое в основном опустошено войной.
Я не думала об этом в таком ключе, о том, сколько он мог упустить, живя в Зоне, а не за ее пределами. Не говоря уже о том, что почти все люди наверняка посчитали бы его врагом, если бы знали, кем он является на самом деле.
— Хорошо, — произнесла я и позволила своему сознанию обратиться к тому участку памяти, где у меня хранились воспоминания о жизни до войны. — У детей были пижамные вечеринки, это когда ты остаешься ночевать в чужом доме с целью повеселиться.
Малахи моргнул.
— Почему должно быть весело спать в чьем-то чужом доме?
— Потому что там всегда была еда, — ответил Гэвин. Он закончил со своим гамбо и вытянул ноги, скрестив лодыжки, а руки сложил на животе. — А также музыка, выпивка, если ты уже был достаточно взрослым. — Он усмехнулся. — Девчонки, если родителей не было в городе.
— То есть, это был брачный ритуал? — спросил Малахи.
— Нет, — смеясь, ответил Гэвин. — Дети на пижамных вечеринках не были достаточно для этого взрослыми. А если и были, то они не особо в них участвовали.
— У нас были футбольные матчи, — произнесла я. — Игра с мячом и перемещением по полю. Тебе бы понравилось, — сказала я Малахи. — Она регламентирована и упорядочена, как две армии, стоящие лицом друг к другу по линии фронта. Так многие люди в Луизиане проводили выходные.
— Перемещались по полю или сталкивались на линии фронта?