Охота к перемене мест - страница 18

— Эдак можно заснуть и на том свете проснуться, — выругал его тогда Михеич.

А охотники, которые обрекли себя на бессонницу, чтобы на зорьке караулить тетеревов? Перед такими охотниками нужно закрыть путь на верхотуру, или, как выражался Маркаров, «путь в высшее общество».

Перед сменой бригадир обязан быть наблюдательным психологом. Шестаков этими качествами не обладает, сам знает.

Когда Михеич поправится и займет в бригаде трон «короля земли», ежеутренний контроль он возьмет на себя. Знает, кому верить на слово, а кого следует проверить,

Михеич владеет удивительным умением определять, выпил монтажник накануне или не выпил, можно его послать на верхотуру или нельзя. Просверлит человека испытующим взглядом — надежнее всякого рентгена.

— А ну-ка дыхни! Проверим твое второе дыхание... Опять разыскал свадьбу, где можно было крепенько принять? Если сам себя не урезонишь, после следующей свадьбы распрощаемся. Ну как я тебя на высоту пущу? Сам себя сбросишь или задавишь...

— А если у меня душа наверх рвется? — хорохорился вчерашний свадебный гость.

— Душа твоя — хрен с ней, головы твоей жалко.

Михеич всю смену держал нарушителя на побегушках, гонял по свежему морозцу снизу вверх и сверху вниз по лестницам.

Он помнит, у кого после выпивки слезятся глаза, а с кем нужно неторопливо поздороваться за руку, чтобы проверить: слегка дрожат руки — это ему минус, это Михеич называет «играть на балалайке».

На такой случай у Михеича есть в ходу шутка:

— Помнишь, какой сегодня день недели?

— Понедельник.

— Значит, согласно кинокартине, доживем до понедельника? А если хочешь дожить до вторника — шагай отсюда! Подсобником на монтажную площадку.

— Почему? — ерепенится выпивоха.

— Потому, что удобнее ходить по земле, чем лежать в гипсе или в ящике...

Шестаков обязан быть придирчивым и крайне осторожным. За Погодаевым, Ромашко, Антидюрингом, Кириченковым можно не присматривать, эти в стопку не заглядывают.

А вот за Чернегой такое водится. За Садыриным нужен глаз да глаз, этот может явиться после хмельной вечеринки или бессонной ночи и нарушить закон-правило из-за желания оказаться лишний раз в центре внимания.

Ну а прежде всего нельзя упускать из виду Нистратова.

Нистратов водил многотонный МАЗ, но однажды оказался за баранкой в нетрезвом виде, и его лишили водительских прав сроком на год. Водителям после дальних рейсов полагаются несколькодневные отгулы, иным в эти дни особенно трудно преодолеть искушение.

Нистратов пошел в верхолазы, подвергнув себя строгой самодисциплине. В звании верхолаза ты каждый день обязан быть как стеклышко, сами условия труда заставляют превозмочь пагубную привычку. Пока Нистратов нареканий не вызывает, и жена его, временно проживающая в Иркутске, можно сказать, молится на Михеича.

А Нистратов был благодарен строгому орудовцу, который лишил его водительских прав. Заставил тогда подуть в стеклянную трубочку, и позеленела ватка от винных паров. Заторопился бы в обратный рейс — мог убиться, мог сделать аварию, угодить под суд. Гололедица в тот день была зверская, не дорога, а каток для фигурного катания, да еще залитый под уклон. Вполне мог не доехать до пункта назначения на этом белом свете, не попал бы в бригаду Михеича и не прозвали бы его Лишенцем.

Он принес из поликлиники плакат и повесил в общежитии у себя над головой. На плакате черный силуэт — лохматый парень с низким лбом, отвисшей челюстью — и крупно написано: «Алкоголь — нервный яд, враг ума». А внизу помельче: «Даже от одной рюмки понижается способность к умственной работе, быстрее наступает утомление, труднее следить за ходом мысли собеседника».

Нистратов называл этот плакат «мой портрет», потому что изображенный там парень чем-то в профиль был похож на него. Нистратов тоже ходил взлохмаченный.

Впрочем, сходство все уменьшалось. Уже давно на нем аккуратная роба, подстрижен, побрит, да и вовсе он не мрачный молчальник, каким показался вначале, а любитель песен, на работе не стесняется подмогнуть товарищу.

В поликлинике сказали, что алкоголизм передается по наследству, и это беспокоило, угнетало, потому что Нистратов-отец умер от белой горячки, а у Нистратова-сына подрастал Петька.