Охота на олигархов - страница 14

— Перовская из «империи», конечно, не читает. А вот Пёрышкина — нормальная баба. И, как все они, жаждет возвышенной любви и красивых историй. Исключительно со счастливым концом. Перовская и Пёрышкина, сценический образ и реальная женщина. Чувствуешь разницу? — и, захватив с собой фотографию Гагариной, грозный директор НРТ наконец покинул мушиное логово «серийника» Куцика.

Марбелья

— Так, вот тебе тюбик и тряпки. Будешь чистить дверные ручки на первом этаже. И чтобы сияли. Шайнинг, поняла? — Тереза на всякий случай употребила английское слово.

Хрен её разберёт, эту Мануэллину кузину, что там она себе понимает. Мануэлла сказала, что та приехала из Англии. Да хоть бы из Америки, лишь бы работала хорошо. А тощая–то какая, того и гляди — переломится. Не кормят их там что ли, в этой Англии?

Кузина кивнула, поставила тазик с водой на пол, выдавила на мягкую тряпку полирующее средство и принялась за ручку.

Вроде толковая, — Тереза с минуту понаблюдала за старательной новенькой и помчалась на кухню. Там было много кафеля, а оттирать кафель она предпочитала сама. Чтобы без подтёков и разводов. Она знала, что кухню Хуан — Карлос проверит в первую очередь.

Оставшись одна, кузина наскоро вычистила затейливую ручку. Она кинула тряпки в тазик, засунула тюбик в карман халата и вышла из гостиной, словно не заметив ручки на другой стороне двери. Впрочем, на её взгляд, та была и так достаточно «шайнинг». Она быстро прошла вторую комнату, третью и оказалась в маленькой бельевой. Здесь в высоченных шкафах хранилось постельное бельё, а в центре стоял гладильный стол. Поставив таз на стол, кузина заперла бельевую изнутри.

Почти незаметная железная дверца в стене оказалась запертой. Кузина порылась в кармане брюк, и выудила оттуда связку ключей. Найдя среди ключей отмычку, она легко открыла дверь в стене и шагнула вовнутрь.

Дверь в бельевую затряслась — похоже, кто–то хотел войти. Кузина замерла, но не вышла из подсобки, пристально рассматривая в темноте переплетения проводов. Послышалось испанское ругательство и удаляющиеся шаги.

Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, женщина включила в подсобке свет. Теперь оставалось лишь найти нужные провода. Синий, жёлтый и коричневый.

Она сняла резиновые перчатки и щипцами, которые болтались на связке ключей, ловко «перекусила» три провода. Синий, жёлтый и, соответственно, коричневый.

Несколькими минутами позже она уже старательно чистила дверную ручку в ненадолго оставленной гостиной. Похоже, её маленькая отлучка осталась незамеченной.

Спустя два часа, когда subbotnik подходил к концу, на вилле стало значительно холоднее.

Москва

— Свечи зажечь? — спросил официант, склоняя голову. Волосы его были «загелены» до такой степени, что казались искусственной нашлёпкой.

— Обязательно, — Катя откинулась на удобном кубическом кресле, с интересом осматривая помещение клуба «Кавардак».

Клуб оформили в стилистике раннего советского авангарда. Поэтому не только кресла, но и столы, и небольшая сцена были разного цвета и размера кубами. Даже светильники здесь имитировали детские кубики, в продуманном беспорядке разбросанные по помещению.

Отдельные кабинеты, чтобы посетители могли спокойно разговаривать, были сделаны в форме равнобедренных треугольников. Основание треугольника задёргивалось шторами, сшитыми из цветных, геометрически правильных лоскутков. Правда, никто из немногочисленных посетителей шторы не сдвигал — ждали представления.

Этот клуб Кате присоветовал светски подкованный Лёвка. Он упирал на то, что коктейли здесь просто божественные. Лёвка, правда, высказался несколько более конкретно — о…тельные. Ну, в смысле — офигительные.

Концертную программу вездесущий Лёвушка не слишком элегантно обозвал «последним писком» московской моды. Весь январь и февраль в «Кавардаке» давала концерты международная труппа лилипутов «Минимум». Международными лилипуты считались достаточно условно — за счёт артистов с Украины, из Молдавии, Белоруссии и армянского трио акробатов.

— Гоша! Я здесь! — Катя помахала рукой вошедшему Гоше. Она специально назначила Гоше встречу на чуть более раннее время, чтобы сказать ему несколько «ласковых» слов наедине.