Охота Полуночника - страница 5

стр.

Меня поразила подобная несправедливость. В девятилетнем возрасте я не понимал, какую опасность может представлять Даниэль. Но в те времена голову даже маленького мальчика могли бы насадить на дубовый кол, если бы извозчик умер, а сеньора Беатрис не смогла оправдать его храбрые действия. Я также не подозревал, что граф, чьи ярко-синие дамастовые штаны еще не были намылены, оттерты, отутюжены и надушены должным образом, чей залитый вином парчовый камзол, словно намокшая под дождем летучая мышь до сих пор висел на веревке в заднем саду сеньоры Беатрис, разрешил своему извозчику избить провинившуюся прачку до бесчувствия.

Конечно, любой человек, возмущенный такой несправедливостью мог отправить письменный протест на имя епископа, нашей сумасшедшей королевы Марии или даже самого папы Пия VII, но какое сочувствие бы они ни выразили, их всех гораздо больше заботил вопрос, как избежать захвата страны Наполеоном. Они были заняты лишь официальными сообщениями из-за границы. Можно было послать возмущенное письмо кому угодно, но результат был бы один и тот же.

Но тогда я не подозревал об этих вещах, поэтому возмущенно смотрел на кровельщика Тьяго, отчитывающего Даниэля.

Парнишка смущенно опустил глаза. Он так же, как и я, ожидал, что его похвалят.

— Клянусь Богом, я только хотел помочь, — наконец сказал он. — И помог. Иначе ее в живых бы уже не было.

Даниэль прикрыл глаза рукой, стараясь не расплакаться перед мужчинами, затем потер виски большим и указательным пальцами, словно прогоняя дурные мысли. Этот жест означал душевную боль, как я узнал гораздо позже, через несколько лет. Затем он, совсем как взрослый, сказал:

— Думаю, что мне пора. Удачного вам дня.

Прежде чем уйти, он нагнулся, чтобы поднять камень.

— Оставь его, парень, — Тьяго предостерегающе поднял палец. — Ты принес достаточно вреда за этот день.

Но Даниэль все-таки подобрал камень с земли, чем навлек на себя новые ругательства Тьяго и остальных мужчин. Голый череп мальчишки, выбритый, очевидно, чтобы избавиться от вшей, вызвал во мне еще большее сочувствие к нему. Этот парень был неудачником, выглядел несчастным и больным, — возможно, это и побуждало мужчин обращаться с ним столь жестоко. Будь он блондином с шелковыми кудрями, одетым в дорогой шелковый малиновый плащ, конфликт разрешился бы ободряющим похлопыванием по спине.

Я выбежал вперед.

— Сеньор Тьяго, — закричал я. — Сеньор Тьяго, сеньору Беатрис избили! Мерзавец пинал ее ногами!

— Джон, немедленно ступай домой, — ответил он, недовольно нахмурив брови.

— Ее же били, — закричал я. — Глаз у нее заплыл На лице большой кровоподтек. Неужели вы не видели? Разве так можно поступать? Этот человек, он… он — проклятый трус. — Последние слова я сказал по-английски; так мой отец называл подлых негодяев, и я не смог вспомнить на португальском выражения, равнозначного этому.

Судя по взгляду, Тьяго не понял меня, и я стал лихорадочно подыскивать подходящие слова на португальском. Но он схватил меня за руку, не желая даже слушать.

— Пойдем, сынок, я отведу тебя к матери, — сказал он. Глаза его горели праведным гневом.

— Если вы не отпустите меня… — закричал я.

— То что будет? — засмеялся он.

Я подумал, не пнуть ли его в то место, где неприлично топорщилась ткань на рваных брюках, но понимал, что это не даст мне ничего, кроме новых проблем.

— Смейтесь надо мной, если хотите, — заявил я весь дрожа и пытаясь подражать голосу отца, — но если вы не оставите в покое этого парня…

К сожалению, из-за юного возраста, я не знал, как лучше закончить столь дерзкую фразу. К тому же я до сих пор не высвободил свою руку из грубой хватки Тьяго.

Однако, благодаря Даниэлю, завершения этой угрозы не понадобилось. Поднявшись, он метнул камень прямо во властное лицо Тьяго, хотя и с меньшей силой, чтобы тот смог уклониться.

Кровельщик пригнулся и ослабил хватку.

— Быстрей! — крикнул мне Даниэль, яростно размахивая руками. — Закрой свою чертову пасть и беги, маленькая серая мышь! Ты — свободен!

Глава 2

Иногда мне кажется, что надежда не существует в природе обособленно; она, подобно эфиру, наполняет нас в момент рождения.