Охота - страница 9
— Хорошо, хорошо. Бакс, ко мне. — Кавказец замер у ног хозяина.
Бомж медленно поднялся. Артур усмехнулся — в глазах бродяги-доходяги появились смысл и нескрываемая злость.
— Снимай рубашку.
Бомж без слов снял грязную джинсовую рубашку, бросил к ногам Артура.
— Все понял, или провести повторный инструктаж?
— Да пошел, ты, — бомж сплюнул.
— Не вякай.
— Артур, можно? — Жан шагнул вперед. — Ого! — воскликнул указывая на грязную грудь бродяги. На левой стороне груди, полускрытая грязными разводами, скалилась тигриная морда.
— Тигр! Тигренок? Видно ты крутой мужик, да? — На левом плече была другая наколка с надписью, скрытая бурой полосой.
— Фу, как от него воняет, — Маша капризно зажала нос.
— Кий-яааа! — удар ногой в живот, короткий и неожиданный, но не сильный, скорее болезненный, заставили бомжа схватиться за живот и сложившись упасть на колени. Мужик широко раскрыл рот, жадно ловя воздух.
— Эх ты, дядя, удар не держишь, пресс качать надо, — сочувственно заметил Жан.
— Отстань от него, скоро не на кого будет охотиться.
— Я не сильно, — Жан, отошел в сторонку.
Артур наклонился к бомжу:
— Мой последний совет: места здесь далекие, глухие, даже если ты бывший чемпион-марафонец, по дороге не беги, догоним. Отсюда на машине, до ближайшей деревни четыре часа. Усек?
— Усек, — выдохнул бомж вставая на ноги. — Шутки кончились.
— Вот и молодец. Игорь, сколько на твоих?
— Пятнадцать одиннадцатого.
— Фенькью.
— Всегда плиз.
— Пятнадцать минут, — повторил Артур. — На твоих часах, вернее на моих, должно быть столько же?
Бомж взглянул на часы, кивнул головой.
— Без пятнадцати минут двенадцать… Повторяю, для особо одаренных: в сорок пять минут одиннадцатого, мы выходим на охоту. — Артур улыбнулся, — продержишься полтора часа — получишь деньги. Усек?
— Усек, — буркнул бомж.
Какое-то мгновение молча рассматривали друг друга. Артуру стало неуютно, ему показалось, что дичь — он. Бомж щурился, то ли улыбался, то ли скалился… Артур цинично усмехнулся, отгоняя наваждение.
— Что стоишь? Время деньги, а твое время пошло. Беги, бомж, беги. — Артур кивнул в сторону ворот. Бродяга развернулся и неуклюже побежал, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Дохляк, такой далеко не убежит, — бросил вслед Жан. Сняв с плеча автомат, поймал на мушку левую лопатку беглеца и представил, как плавно нажимает курок и рой смертельно жалящих пчел подхватывают мужичка и швыряют наземь.
— Да… — Жан облизал губы, опустил автомат, — этого и убить не жалко.
— Как думаешь, далеко уйдет, будем долго искать?
— Не долго и не далеко…
4
Как же говорил сержант? Бегите негры, бегите. Скоро у вас чинарики начнут выпрыгивать из легких… И мы бежали, бежали, бежали. Бежали пока хватало сил… Много бежали, бежали с полной боевой амуницией… с бронежилетом… Жара… Пот застит глаза, ест кожу, выступает солью меж лопаток, белит губы, через которые вместе с соплями вылетают чинарики-окурки. Проклятый климат, жара, пот, белые гимнастерки, горные, пронзительные ветра, продувающие насквозь, до дрожи в костях, мухи… Духи… Бежать и бежать, только для того, чтоб через неполных шесть месяцев вырваться из долбаной Кушки, подальше от бешенных инструкторов-сержантов. Как баранов, загнали… все время бегом, Господи, когда же конечная остановка? Сегодня? Загнали в самолет и переправили через горы в соседнюю область — Афганистан… Рота тигров… Им не понравилась наколка, правильно… Разведка… Тьфу…
Генка остановился, тяжело переводя дыхание. Легкие совсем никуда… Достали… Пропиты и прокурены. Тьфу и еще раз тьфу. А жить-то, все равно хочется. Охотцаааа… — Генка несколько раз сплюнул, прочищая горло. Обнял сосну, с наслаждением вдохнул густой, крепкий запах хвои. Сердце бешено колотилось, требуя кислорода и покоя.
— Остается одно: замереть, лечь на дно, или дать дуба, возле этой сосны. — Генка задрал голову посмотрел на высокую разлапистую крону.
— М-дааа, вот так вот Генчик-бомж, заканчивается твоя никчемная и пустая… Ну это как сказать, жизнь всегда бесценна. Для тебя — да, а для тех сопляков — ничего не стоит. Развлечение… Бурый называл себя и нас: НЛО — неопознанные летающие объекты. Перекати поля. Почему? От неустроенности в жизни, неумения жить так, как все? Или от вечной тяги, к своей, пусть и вшивой и грязной свободе, магнитной тяги к дорогам… Шлепнут в лесу, косточки зверье растащит… Землей стану, как в песне поется… Березку в черепе проращу… Нет — сосну. Никто искать не будет, беспокоиться некому, что пропал такой-рассякой бомж Генка. — Откашлявшись, сплюнув горькой черной слюной Генка посмотрел на часы.