Охотники за телами - страница 7

К тому моменту, когда мы закончили, я почти в нее влюбился — не как в женщину, конечно, а как в по-настоящему невозмутимого ассистента.

Остальным пришлось удерживать Дрозда подальше, покуда мы с Полуночью не закончили латать Ржавого. Потом, даже не дав себе отдохнуть, она принялась пререкаться с тем, кто был Ржавому единственным на свете другом.

После всего произошедшего Преследующая Полночь окончательно убедилась в том, что является настоящим самородком — как мы все считали. Она взялась флиртовать с нашими колдунами. А те, включая Молчуна, относились к ней, как к смышленой и милой зверушке.

А еще она начала завоевывать умы и сердца обычных солдат, заимев таким образом целый взвод заботливых сводных братьев.

Определенно, Преследующая Полночь представляла угрозу для будущего этого мира.

Душечка слегка ревновала.

У нее никогда раньше не было соперниц.

Я растянулся на койке в ярде от Ржавого и задремал, надеясь, что очистил все раны без исключения. Пробиваясь из-под личины лекаря, обычный человек, в свою очередь, желал «этому ублюдку Ржавому» испытать все прелести отсроченной гангрены.

Душечка не выносила жестоких или непопулярных приговоров. Парни Лунного Света получили дополнительную трудовую повинность. Лунный Свет отхватил вдвойне за науськивание. Душечка совсем позабыла про их попытку дезертировать.

Ах, да. Им пришлось тащить пожитки Ржавого, когда мы двинулись в путь. Это задевало их сильнее, чем любое другое наказание.

***

— У нас проблемы, — сказал Лейтенант, собрав офицеров.

Душечка присела сбоку, дав ему право говорить. Она окатила меня недовольством. Это я притащил Полночь. Ей было интересно, не происходит ли между нами что-либо неподобающее. Костоправ, конечно, мужик славный, но он все-таки мужик.

Я высказал мысль, что малявке нужно поскорее начать учиться, потому что, может статься, она в один прекрасный момент окажется во главе парада. К этому были все предпосылки.

Молчун тоже был недоволен, но только из-за того, что страдала Душечка. Он был согласен с моей оценкой перспективы, даже несмотря на то, что это подразумевало вероятную передачу колдунье бразд правления.

— Что-то морочит нас, — постановил Лейтенант, — и сбивает с нужного пути.

Это было очевидно. Как бы мы ни старались, на закате солнце стояло прямо перед нами. На рассвете — было ровно позади. Поле Душечки было слишком ограниченным, чтобы противостоять колдовству дальше, чем за сотню футов. Те, кого она не могла прикрыть, волочили ноги еле-еле, как зомби.

Наши колдуны могли разобраться с наваждением, но и им приходилось тащиться вперед вместе с остальными.

Итак, вот она. Деревня Голодных Призраков, где неупокоенные души, бывшие когда-то людьми, жили в давнем и ужасающем убожестве. Мне вспомнилась пещера, в которой с десяток тысяч лет обитали летучие мыши. Бессмертие голодных призраков не способствовало ни процветанию места, ни хотя бы элементарной гигиене. Еще одно подтверждение тому, насколько ужасным может быть нарушение естественного порядка вещей.

Наши чародеи уселись в ряд, плечом к плечу. Они рассматривали руины — те были настолько древними, что едва ли могли оказаться остатками сооружений, возведенных людьми. Полночь стояла на коленях между Гоблином и Одноглазым, готовая внимать и учиться. Оставшаяся часть Отряда должна была стать лагерем в полумиле от нас, по ту сторону старого брода пересохшей реки, возле озерца с дрянной водой, которое питал не менее дрянной ручеек, что, по всей видимости, когда-то обеспечивал водой деревню. Остатки акведука еще помнили, что здесь было поселение. Душечка играла роль антимагического заслона, расположившись так, чтобы иметь возможность как наблюдать за происходящим, так и защищать нас — горстку засранцев, которые отправили своих помощников ставить за них палатки, покуда сами заняты делом куда более интересным.

Я едва держался в пределах Душечкиной безмагии, слыша призрачный зов деревни, который манил за собой так же бескомпромиссно, как земное притяжение. Несмотря на наши усилия, рано или поздно кто-нибудь сорвется и вломится туда.

Гоблин изрек: