Охотники за телами - страница 8
— Они привязаны к этому месту. Не могут никуда деться без тела, которое бы их приняло. Но если они покинут деревню, а их носитель умрет, они умрут вместе с ним.
Одноглазый заметил:
— Это они порождают какую-то хрень, похожую на зову сирены, правда? Мы с трудом это сдерживаем.
— Госпожа знала, — сказал я Лейтенанту, а он передал мои слова Душечке.
Она кивнула. Она не проявляла беспокойства — здесь, в пределах своей безмагии она обладала преимуществом перед всеми нами, не испытывая стремления отправиться навстречу собственной гибели. Неужели ей совсем не было страшно?
Конечно, было. Она ведь Душечка. Душечка всегда понимала все лучше, чем любой из нас.
Молчун показал, что чувствует шесть голодных призраков, но считает, что их может быть больше — из-за того, что они слишком долго пробыли вне тела, выявить их стало невозможно. Он предупредил, что такие призраки могут быть куда опаснее, чем те, которых он может почувствовать. Они, должно быть, самые алчные. Они только и ждут, как бы захватить живую плоть.
Красивые церемонии имеют смысл, когда нужно отправить в последний путь уже отжившее тело, а не заграбастать новое.
Молчун, казалось, все понял. Я не стал его пытать. Он расскажет сам, когда сочтет нужным ввести нас в курс дела.
Гоблин и Одноглазый что-то бормотали. Молчун жестикулировал. Полночь смотрела и слушала. Она уже достаточно понимала язык жестов, чтобы подглядывать за танцем пальцев Молчуна. Но сама она пока ничего толкового показать не могла, конечно.
Ей предстояло научиться. Чтобы иметь дело с Молчуном или Душечкой приходится осваивать язык жестов. Душечка глухонемая. Молчун упорствует в своем молчании. А еще язык жестов удобен, когда нужно что-то скрыть от тех, кто мешает нам или собирается помешать.
Душечка поманила меня к себе. Я должен был вернуться туда, где она перекрывала безмагией проход, сбивая с толку братьев, одержимых идеей броситься в жаркие объятия голодных призраков.
Наши сильнейшие козыри не всегда помогают. Безмагия Душечки, к примеру, бесполезна в обычной схватке — она не покрывает достаточной площади. Мы привлекаем ее, когда попадаем в засаду, или против врагов, использующих колдовство и не знающих, с чем имеют дело.
А теперь нам противостояла сама жажда — а, может, желание, — воплощения. Голодные призраки других стремлений не имеют. В большинстве случаев им и не нужно делать ничего особенного. Завлеки жертву морочащим зовом и пожирай изнутри, медленно, покуда плоть не иссохнет, а потом найди следующее «жилище» там, где поблизости окажутся такие же воплощенные, готовые помочь с переездом.
Короче говоря. Если эти духи прицепятся к достаточному количеству людей из Отряда, они могут физически переместиться целой большой компанией туда, где найдется достаточно свежей плоти на замену уже отработанной.
Кто-нибудь еще об этом догадался?
— Там есть кто-нибудь «с телом»?
Молчун поднял три пальца, и знаками добавил что-то насчет ослов.
Гоблин перевел:
— Старуха и два диких ишака.
— Они что, еще и животных могут одерживать?
Я представил себе одержимых гигантских черепах. Такие водились в здешней почти-пустыне.
— Только высокоорганизованных позвоночных.
— И что мы теперь будем делать? — спросила Полночь.
Она была совсем юной и не обученной, но зато достаточно самоуверенной, чтобы подразумевать под словом «мы» только себя и тех, кого действительно уважала, а не всю нашу разношерстную команду целиком.
С уверенностью и самооценкой Преследующая Полночь никогда проблем не имела. Но она также не имела и полного понятия о том, кем и чем могла бы стать. Никто, кроме Летописца, приученного находить скрытый смысл между строк, не понял сути ее вопроса. Летописец поделился своим удивлением с Душечкой. Душечка была в дурном настроении, потому что кучки любопытствующих все время дергали ее, пытаясь узнать, что происходит на передней линии.
В ответ она просигнализировала:
— Этих призраков можно убить?
В сложных ситуациях наша Душечка становилась бесчувственной и прагматичной — особенно, когда кто-то мучил более слабых. Она презирала изощренную месть, но не имела предубеждений против резни, когда считала, что в резне есть необходимость.