«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том 1 - страница 29

В общем, это был ребенок в генеральском жандармском мундире. Необыкновенная смесь наивности, немецкой пунктуальности, старческой, при случае, раздражительности и глубокой веры в значительность своих распоряжений и действий составляли сущность его характера. Как начальник дивизии в отношении Московского жандармского дивизиона, он регуляр но посещал его, производил очередные смотры новобранцев, учебной команды и конского ремонта^>21. Эти смотры представляли собой такие водевили, что я боюсь, что, описывая их в самом сокращенном виде, я не смогу убедить читателя в том, что я не сгущаю краски.

По должности моей в Московском жандармском дивизионе, сначала в качестве начальника команды новобранцев, потом - начальника учебной команды, а затем и по должности исполняющего обязанности адъютанта начальника Московского губернского жандармского управления, мне пришлось неоднократно присутствовать на этих смотрах. Генерал Шрамм, как пехотинец в прошлом, ничего не понимал ни в лошадях, ни в верховой езде. Этим пользовались эскадронные командиры и при осмотре, например, новых, приведенных в ремонт лошадей неизменно проводили перед генералом раза по два, а то и по три наиболее «фасонистых» коней. На экзамене учебной команды генерал, благодушно улыбаясь, восторгался положительно всем. Подозвав какого-нибудь бравого, молодцеватого жандарма, вытянувшегося в струнку перед начальником дивизии, генерал начинал расспрашивать его: «Как твоя фамилия^>7 Какой ты губернии? А у тебя есть брат или

Россияне мемуарах

сестра?» На все ответы, вылетавшие истовым звуком из горла бравого жандарма, генерал благодушно повторял: «Прекрасно, братец, прекрасно!» Генерал красиво картавил, не совсем чисто выговаривал букву «р», и без конца повторял свое «прекрасно» - у него выходило «пгекгасно». Сказав «прекрасно, братец» и все же не удовлетворяясь этим, он еще раз выражал удовольствие или мне, как начальнику команды, или командиру того эскадрона, в котором числился отвечавший жандарм. Генерал не задавал обычных вопросов, относившихся к службе (он, по-видимому, мало что мог спросить в этой области), а ограничивался, так сказать, семейно-бытовыми. Например, указывая на совсем новое, расшитое красными петушками полотенце, заботливо повешенное в изголовье кровати, спрашивал жандарма, вытянувшегося в струнку в ногах кровати: «Это твое полотенце, братец?» - «Так точно, ваше превосходительство, мое!» - следовал громогласный ответ. «Прекрасно, братец ты мой! Прекрасно! Кто же тебе вышивал это полотенце?» - «Так что, ваше превосходительство, сестра!» - «Прекрасно, братец! Спасибо, господин ротмистр! Очень хорошо!» - это уже обращаясь к командиру эскадрона. Затем следовали приблизительно такие вопросы: «А ты любишь свою сестру?» - «Люблю, ваше превосходительство!» - истово вопя, отвечал жандарм. И так до бесконечности с очень маленькими вариантами при каждом посещении жандармского дивизиона.

Генералу в небольшой офицерской или дежурной комнате устраивали завтрак, и он неизменно говорил воодушевленную речь. Этим заканчивались все его смотры, на которых он, так же неизменно, находил все в порядке и всех благодарил.

1901 год и переезд в Петербург. - Лекции на курсах при штабе Отдельного корпуса жандармов. - Санкт-Петербургское жандармское управление и его начальник генерал-майор Секеринский. - Сослуживцы. - В должности адъютанта. - Дело об убийстве Сипягина. - М. И. Трусевич. - Дело Азефа. - Гершуни. - Перевод на должность «офицера резерва». - Жизнь в Петербурге. - Прокуроры, жандармы и полицейские. - С.Е. Виссарионов. - Убийство Плеве. - 1905 год в Петербурге. - Назначение в Саратов.

В конце 1900 года, пробыв около девяти месяцев в Московском губернском управлении, я был откомандирован обратно в Московский жандармский дивизион, так как оставшаяся вакантной должность адъютанта в губернском жандармском управлении была заполнена назначением на нее одного из офицеров из только что прослушавших лекции при штабе Отдельного корпуса жандармов.

Мне очень не хотелось возвращаться к прежним строевым занятиям в жандармском дивизионе, но приходилось подчиниться и ждать очередного вызова в Петербург для слушания лекций. Мне пришлось ожидать этого вызова около года, и только в сентябре 1901 года я получил наконец долгожданную телеграмму о вызове на лекции.